Он торговал, и очень успешно, «балантином», французским коньяком. Последние десять лет французы целенаправленно внедряли в массовое китайское сознание мысль о бесспорных прелестях этого напитка, вкладывая в рекламу огромные деньги, и, кажется, лет тронулся, китайцы в массовом порядке стали пить этот самый «балантин», на котором мой сбежавший визави делал неплохие деньги.

«Мужик и охнуть не успел, как на него медведь насел!» Мой собеседник снова выткался в дверном проеме. В этот раз – с двумя бутылками в руках: в правой – «Столичная», в левой – «Московская».

– Красная! – он с азартом стукнул дном «Столичной» об стол.

– Зеленая! – «Московская» издала аналогичный грохот.

Пришлось признать железную китайскую логику: у «Столичной» этикетка красная, у «Московской» – зеленая!

– Господин Ши спрашивает: как в России можно купить только красную и только зеленую водку? Их в Китае нет, в эти бутылки он налил нашу водку. Вы не поставляете вашу водку в Китай, и господин Ши удивляется: ваша страна теряет такие большие деньги!

– А что, другая водка им вообще не нужна? – спрашиваю я растерянно. – Другого, так сказать, цвета?

– Другого цвета им не нужна, – отрезала Ли устами господина Ши.

Так в стольном городе Пекине я впервые оценил великий труд советских предшественников наших современных торговцев русским национальным напитком.

«Столичная» завоевала мир вопреки логике жизни, политической конъюнктуре. Ведь, покупая советскую водку, не помогал разве Запад Советской России? Не укреплял ненавистный ему режим Сталина?

Помогал и укреплял. И все равно – буржуазный мир покупал и пил водку с надписью Made in USSR, страны победившего социализма, «империи зла» (авторство на термин принадлежит Рональду Рейгану, бывшему президенту США, ныне покойному).

Чтобы понять этот безусловный парадокс XX века, нужно разобраться в предыстории этого вопроса и выяснить, какие объективные и субъективные факторы формировали в XX веке рынок мирового алкоголя вообще и рынок русской водки (и, кстати, псевдоводки, то есть водки, производимой за границей России местными производителями и из местного сырья), в частности.

Прежде чем я попытаюсь проанализировать историю мирового взлета марки «Столичная», необходимо сделать экскурс в историю русского экспорта водки вообще.

До революции на рынке водки у России не было равных. Русские производители крепкого алкоголя были поставщиками сиятельных дворов монархов Европы и Азии. Например, П.А. Смирнов поставлял свою водку к столу короля Швеции и Норвегии, а после его смерти сыновья стали поставщиками сиятельного двора короля Испании. Зимулин поставлял водку и русские коньяки к столу короля Болгарии, к столу шаха Персидского – Иван Ион.

Водкой Россия потчевала западный мир на престижных выставках Нью-Йорка, Чикаго, Парижа, Лондона, Милана, Льежа, Турина.

Объемы поставок были не столь значительными, чтобы говорить о том, что русская водка завоевала мир. Но если верить мемуарам «бывших», то там, куда приезжали на отдых или на службу русские – Ницца, Баден-Баден, Шанхай или Берлин, – всегда была в продаже настоящая русская водка. Впрочем, «ненастоящей» и быть не могло, так как не родились, видимо, в то время те, кто отважился бы гнать продукт с названием «водка» безнаказанно.

Мир отлично знал водку Смирнова, Бекмана, Штритера, коньяки и водку Шустова, Сараджева, Зимулина, Смородинова.

Годы советской власти прочно вытравили из памяти западного потребителя вкусовые качества русской водки. Но и до революции экспорт русской водки был приостановлен из-за введения в 1914 году сухого закона, принятого императором Николаем II на период Первой мировой войны.

Естественно, ни о каком значительном экспорте водки не могло быть и речи. Водка в СССР не выпускалась до 1923 года. На Западе допивали остатки царских запасов, эмигранты из России (Горбачев, Эрастов, Вольфшмидт, В.П. Смирнов) производили русскую псевдоводку из местного сырья. Даже если бы большевики и попытались начать экспорт водки сразу после революции, скорее всего, ничего бы у них не вышло.

Это конечно же было связано и с политической ситуацией, когда большинство стран Лиги Наций не желали признавать большевистскую Россию, хотя иностранцы, прибывавшие в СССР на работу или путешествуя, имели возможность ознакомиться и с самой водкой, и с местными традициями ее потребления.

Что касается огромного американского рынка, то тут в 20-30-е годы водку не пили по той простой причине, что весь алкоголь был под запретом из-за сухого закона (поправка к Конституции США № 23).

Ближе к началу Второй мировой войны экспорт русской водки был также крайне мал из-за того, что этот рынок был русскими прочно утерян, и новое поколение американцев просто-напросто не понимало или не хотело понимать вкуса водки.

К своему американскому триумфу «столп», как кратко называли жители США водку «Столичная» из-за сложности русского произношения, шла долгие годы. Сперва пить водку тут просто опасались, считая ее разновидностью лекарства, чем-то вроде карболки. Нюхать противно, а уж пить! Та же американская компания «Хюблайн», перекупившая в 40-х годах русскую марку Smirnoff (об этом в следующих книгах), пыталась всучивать ее американцам не как-нибудь, а под названием Whisky Smirnoff, называя «Белый виски, ни вкуса, ни запаха».

Переломить предубеждения западного человека о сути русской водки, сделать ее (в то время) неотъемлемой частью рынка крепких алкогольных напитков США помогли такие факторы, как американский сухой закон (Prohibition) 1919–1933 годов, Вторая мировая война (1939–1945 гг) и И.В. Сталин (1879–1953 гг).

«Советская водочная экспансия» в США начнется после смерти Сталина, при Никите Хрущеве, а прервется (казалось, что навсегда) во времена Михаила Горбачева.

В этой книге два главных героя – водка и Сталин. О водке будет и следующая книга. А вот Сталин…

Смерть его глубоко символична.

«1 марта 1953 года, – пишет историк Волкогонов, – ближайшие люди из его окружения разъехались со сталинской дачи в четыре часа утра. Был, по обычаю, ночной ужин. Пили, говорили и опять пили. Сталин теперь пил мало: только немного грузинского вина. Однако Хрущев утверждает, что «Сталин был довольно пьян…». Сталин вначале был в приподнятом настроении, затем пришел в раздражение; выговорил почти каждому из собеседников, особенно Молотову и Берии. Он был недоволен всем… В руководстве кое-кто считает, – жестко говорил Сталин, – что можно жить старыми заслугами… Ошибаются. Да, ошибаются!..»

После чего за столом, уставленным блюдами и напитками, «наступила гробовая тишина». От того, что Сталин никогда ничего не говорил просто так, от его угроз «холодело сердце».

Чем же был недоволен Сталин? Что соратники «не сохранили Югославию»? «Упустили Корею»? Не смогли разжечь пожар мировой революции в Персии, Индии, Китае, Японии? Не сумели сговориться о продаже за миллиард долларов Северного Сахалина?