– Ну что теперь? – сипло спросил Баррич.

В его голосе прозвучала усталость, усталость от меня и моих многочисленных бед. Не чувствуй я себя таким несчастным, моя гордость заставила бы меня собраться и заявить, что все в порядке.

Вместо этого я пробормотал в шкуру Уголька:

– Завтра Гален собирается испытывать нас.

– Знаю. Он потребовал совершенно неожиданно, чтобы я приготовил ему лошадей для этого идиотского плана. Я бы отказался, но у него была бумага с королевской печатью, удостоверяющая его полномочия. Мне известно лишь, что ему нужны лошади. Так что и не спрашивай, – отрезал Баррич в ответ на мой взгляд.

– Я и не стал бы, – сказал я ему мрачно.

Либо я докажу Галену, что чего-то стою, без всяких уловок, либо не стоит и пытаться.

– У тебя вообще нет шансов выдержать его испытание? – Баррич говорил будничным тоном, но я чувствовал, что он внутренне готов услышать от меня горькую правду.

– Никаких, – бросил я без всякого выражения, и мы оба некоторое время молчали, прислушиваясь к окончательному звуку этого слова.

– Что ж. – Баррич откашлялся и подтянул пояс. – Тогда заканчивай с этим поскорей и возвращайся сюда. Непохоже, чтобы у тебя плохо шли остальные уроки. Никто не может надеяться, что ему будет удаваться все, за что бы он ни взялся. – Он пытался представить мой провал в Силе как нечто незначительное.

– Наверное. Ты присмотришь за Кузнечиком, когда меня не будет?

– Присмотрю. – Он отвернулся было, потом почти неохотно вновь посмотрел на меня. – Как сильно эта собака будет скучать без тебя?

Я слышал его другой вопрос, но постарался обойти его.

– Не знаю. Я так часто оставлял его во время этих уроков, что, боюсь, он и вовсе не будет скучать.

– Сомневаюсь, – задумчиво проговорил Баррич и пошел прочь. – Очень сильно сомневаюсь, – добавил он, проходя между рядами стойл.

Я знал, что он знает. И что зол на меня не только за то, что мы с Кузнечиком связаны, но и за то, что я отказываюсь признать это. «Как будто, признавшись, я предоставлю ему свободу выбора», – пробормотал я Угольку. Я попрощался со своими животными, пытаясь передать Кузнечику, что пройдет несколько кормежек и ночей, прежде чем он снова увидит меня. Он крутился волчком и вилял хвостом и убеждал, что я должен взять его и что он пригодится мне. Он уже был слишком большой, чтобы взять его на руки и приласкать. Я сел, Кузнечик взгромоздился мне на колени. Он был таким теплым и крепким, таким близким и настоящим. На мгновение я почувствовал, насколько он был прав, потому что я действительно буду нуждаться в нем. Чтобы найти силы пережить провал. Но я напомнил себе, что кузнечик будет здесь, будет ждать, когда я вернусь, и я обещал ему, что тогда он получит несколько дней моего времени в свое полное распоряжение. Я возьму его на долгую охоту, на которую раньше у нас никогда не находилось времени.

Сейчас, – предложил он.

Скоро, – обещал я.

Потом я вернулся в замок, чтобы упаковать смену белья и немного еды в дорогу.

Наутро все было очень пышно, помпезно и, на мой взгляд, бессмысленно. У остальных испытуемых, казалось, было приподнятое настроение. Из нас восьмерых, отправляющихся в путь, я был единственным, на кого не произвели особого впечатления лошади, рывшие копытом землю от нетерпения, и восемь закрытых паланкинов. Под любопытными взглядами шести десятков человек Гален выстроил нас и завязал нам глаза. Большинство из собравшихся во дворе были родственниками учеников, их знакомыми или просто зеваками. Гален произнес короткую речь. Речь, по-видимому, была обращена к нам, но говорилось в ней лишь о том, что мы и так знали: нас отвезут в разные места и оставят там; мы должны сотрудничать при помощи Силы, чтобы найти обратный путь в замок; и если мы преуспеем, то станем отрядом и будем служить во славу нашего короля и сможем отражать нападения пиратов красных кораблей. Последние слова произвели большое впечатление на наблюдателей, я слышал в толпе одобрительное бормотание, когда меня с завязанными глазами вели к паланкину и помогали забраться внутрь.

Там, в паланкине, мне пришлось провести весь день, ночь и еще несколько часов. Это было безрадостное путешествие. Носилки трясло, и, так как я не мог сделать и глотка свежего воздуха или посмотреть в окно, чтобы отвлечься, меня скоро укачало. Человек, который вел лошадей, поклялся молчать и держал свое слово. Ночью мы ненадолго остановились. Я получил скудный ужин – хлеб, сыр и воду, – а потом снова влез в паланкин, и тряска возобновилась.

Примерно в середине следующего дня мы наконец остановились. Мне снова помогли вылезти. Ни слова не было произнесено, и я стоял на сильном ветру, совершенно закостеневший, с раскалывающейся от боли головой и завязанными глазами. Услышав, что лошади отъезжают, я решил, что достиг места назначения, и стал снимать повязку. Гален туго затянул узел, и мне пришлось повозиться.

Я стоял на поросшем травой склоне. Мой сопровождающий быстро удалялся по направлению к дороге, которая вилась у подножия холма. До моих колен поднималась высокая трава, высохшая за зиму, но зеленая у основания. Я видел и другие поросшие травой холмы с камнями, торчавшими на склонах, и полоски леса, скрывавшие их подножия. Я пожал плечами и повернулся, чтобы взять свои вещи. Холмы вокруг мешали осмотреться, но с востока доносился запах моря и низкого прилива. Мне не давало покоя ощущение, что эта местность знакома мне. Не то чтобы прежде я бывал именно здесь, но что-то казалось знакомым. Я повернулся и увидел на западе пик Часового. Его двойную острую вершину ни с чем не спутаешь. Я снимал копию с карты Федврена меньше чем год назад, и автор избрал характерную вершину пика Часового как мотив для декоративного обрамления. Так. Море там, Часовой здесь – и внезапно у меня внутри что-то оборвалось. Я понял, где нахожусь. Неподалеку от Кузницы.

Я быстро повернулся, чтобы осмотреть окружающие склоны, лес и дорогу. Никаких признаков жизни. Почти в отчаянии я прощупал окрестности, но обнаружил только птиц, мелкую дичь и одного оленя, который поднял голову и фыркнул, не понимая, что же я такое. На мгновение я почувствовал облегчение, но потом вспомнил, что присутствие «перекованных» так не засечь.

Я двинулся вниз, туда, где на склоне холма сгрудилось несколько валунов, и спрятался среди них. Не от холодного ветра – день обещал скорый приход весны, – а чтобы не маячить на открытой взорам вершине. Я попытался трезво обдумать, что делать дальше. Гален приказал нам оставаться на том месте, где нас высадят, медитируя и раскрываясь навстречу Силе. И на протяжении следующих двух дней мастер попытается войти в контакт с нами.

Ничто так не лишает мужчину мужества, как ожидание провала. Я не верил, что Гален в самом деле попытается связаться со мной. А даже если он это сделает – вряд ли я получу четкие указания. Не верил я и в то, что место, которое он избрал для меня, было безопасным. Не в силах думать ни о чем другом, я встал, снова огляделся, чтобы проверить, не наблюдает ли кто-нибудь за мной, а потом двинулся вперед, к запаху моря. Если я правильно сориентировался на местности, то с берега можно увидеть остров Олений Рог, а в ясную погоду и Щит. Даже одного из них будет достаточно, чтобы понять, как далеко я на самом деле нахожусь от Кузницы.