Все это было не более чем домыслами, но держать ухо востро стоило.

Договорившись, что корабль будет ждать нас столько, сколько потребуется, и щедро за это заплатив, мы сошли на берег. Сложно описать, что я почувствовала, ступив на белый песок… Наверное, так чувствовали себя моряки, когда после очень долгого плавания, истосковавшись, возвращались домой. Длинная пляжная коса плавно переходила в покрытую невысокой зеленой травой возвышенность, где виднелись кроны цветущих яблонь. И я точно знала, что там находится яблоневый сад, а за ним — лес.

Даже воздух здесь был особенным. Напоенный ароматами цветов и трав, дикой ежевики и пряного мха, он наполнял меня сожалениями и одновременно радостью. Казалось, само море преклоняет колено перед этим островом, осторожно вплетая в здешние запахи лишь малую капельку соли.

И ветер здесь тоже был другим. Ласковым, распахнувшим мне объятия, как старому доброму другу, как дочери, вернувшейся под родительское крыло.

Теперь я не обращала внимания на Лафотьера по-настоящему. Так странно, но, оказавшись здесь, я как-то сразу забыла о причине, по которой проделала весь этот путь. Я не знала своего прошлого, но чувствовала его всем своим существом. Ощущала что-то большое и великое, спокойное и умиротворенное, далекое от людской суеты и мелких житейских проблем. Минуют десятки лет, пролетят столетия, обратятся тленом империи, а этот остров так и будет омывать коленопреклоненное море — так мне казалось, пока мы поднимались на небольшой холм.

На нем действительно раскинулся яблоневый сад. Деревья здесь были старыми, некоторые иссохли и накренились до самой земли, но они все еще цвели. Парадоксально, невозможно, но я была уверена, что знаю их — каждую яблоню, вместе со мной разменявшую почти тысячу лет. А может, они росли здесь и дольше, видя все поколения ликоев, которые сначала приходили из Немирина, озаренные лучами эфирного света, а затем покидали дом, чтобы обрести свое место в большом и таком негостеприимном по отношению к ним мире.

Я шла медленно, всматриваясь в каждую деталь, и хотя пока еще не могла всего вспомнить, многое казалось знакомым.

«Везет тебе, Кир, — разносится по саду голос жизнерадостной Сонны. — Уже оборачиваться научилась…»

Только вместо травы под ногами — снег.

Положив ладонь на одну из яблонь, я на несколько секунд прикрыла глаза. Почудилось, что я ощущаю бегущий в ней сок, саму энергию жизни — а может, силу эфира, энергию самой Ликоой, раз за разом снисходящей на этот остров.

За яблоневым садом стояло с десяток простых одноэтажных деревянных домиков. Рядом пристроился заросший колодец, навеявший ассоциацию с тем, который стоял на моем участке в Морегорье. Отсюда же начинался лес — негустой, но довольно темный из-за гигантских секвой, чьи кроны, казалось, подпирают небо.

Сквозь просветы между ветвей струился солнечный свет, бликами падающий на вздутую мощными корнями землю. Деревья были такими огромными, что потребовалось бы организовать целый хоровод, чтобы обхватить ствол одного из них. На многих кора потрескалась, обнажив голую древесную кожу, испещренную мхом и мелкими цветами.

Зрелище завораживало.

Где-то негромко щебетали птицы, шелестели крылья крупных стрекоз, и эти звуки были единственными нарушающими тишину леса. Я непроизвольно старалась ступать бесшумно, потому что нарушать безмолвие казалось кощунственным. Лафотьер вообще скользил тенью — его слышно не было, я только интуитивно ощущала его неотступное присутствие позади.

Для меня заблудиться здесь было нереально. Нет, теоретически, наверное, это было возможно, но меня будто магнитом тянуло в определенном направлении. И мое подсознание знало, что именно там находится храм.

Через некоторое время под ногами появилась тропинка: сначала заросшая, а потом аккуратно расчищенная — должно быть, энтузиастами, о которых говорил матрос. Она вела через высокие квадратные арки, окрашенные в красный цвет. Подумалось, что их стиль отдает азиатскими мотивами, но эту ассоциацию быстро вытеснили те же ощущения, что возникли на берегу: как будто я после долгих скитаний возвращаюсь домой.

На некоторых арках висели порванные бумажные листы с какими-то символами.

«Разрушенная защита», — пришло мне в голову, но было совершенно непонятно, моя это мысль или нашептанная кем-то неизвестным.

Еще несколько бесполезных амулетов трепетали на ветру, напоминая о чем-то далеком и безвозвратно ушедшем.

Храм был в точности таким, каким я видела его во сне: в несколько этажей, с красными, местами облупившимися стенами и немного асимметричной изогнутой крышей, снова навеявшей ассоциации с Азией. Крышу усыпали мелкие желтые цветы, напомнившие об обещании, данном госпоже Ерише.

Помимо храма за разросшимися криптомериями виднелось еще несколько построек, которые сохранились так же хорошо.

В нескольких шагах от входа на потрескавшемся каменном постаменте возвышалась скульптура сидящей кошки. Ее глаза, когда-то инкрустированные драгоценными камнями, сейчас зияли пустыми углублениями, но своего величия кошка не утратила. Даже лишившись глаз, она продолжала взирать на мир с достоинством и легким оттенком снисходительности.

Чуть правее раскинулся небольшой простенький фонтанчик, берущий воду из текущего здесь же ключа. Его журчание привлекло меня, и вот что странно — по отношению к этой воде, чистой и холодной, я никакого предубеждения не испытывала. Даже попить захотелось, что я и сделала, зачерпнув ее пригоршней, попутно заметив блестящие на дне монетки. Должно быть, подношения просителей.

Поднесла к губам воду, сделала небольшой глоток и…

…Я словно наяву увидела, как вода окрашивается алым. Как тягучие ручейки стекают вниз и как угасает жизнь в некогда ярко блестящих зеленых глазах. Разметавшиеся рыжие волосы контрастируют с бледной кожей, а на нежно-голубом платье в районе груди растекается темное пятно. И белые лилии тянутся к чуть приоткрытым губам…

Сонна.

Я узнала ее, и вместе с узнаванием пришла такая боль, как будто подруга детства умерла прямо сейчас, в эту самую секунду, на моих глазах.

Задыхаясь от накативших эмоций, я согнулась пополам и упала на колени. Почему, ну почему из всех возможных картин прошлого, среди которых однозначно были и радостные, я увидела именно эту?

— Тшш, — коснулось моего слуха, и меня укутали в объятия. — Дыши. Просто дыши.

Голос Лафотьера гипнотизировал. В нем не было сочувствия, которое сейчас мне бы ничем не помогло, но не было и безразличия. Просто ровное, необходимое мне спокойствие и твердость, за которую можно ухватиться.

Когда мне полегчало, я с его же помощью поднялась, но высвобождаться из кольца рук не спешила. Даже вчерашние обида и злость на фоне только что увиденного и почувствованного показались совсем незначительными.

— Ее убили, — не своим голосом глухо проговорила я. — Убили, понимаешь? Прямо здесь. Темные маги. Мне кажется, я знаю, чего они хотели. Чего всегда жаждут получить от ликой. Возможность перерождаться. Долголетие. Дар после смерти обрести земную жизнь. Маги верили, что, отнимая жизнь, они забирают ее себе. Ей нанесли четыре удара мечом, последний — в сердце! В сердце, понимаешь?! Ты понимаешь, черт тебя побери?! Последний — прямо в сердце! Это же просто бесчеловечно… зверство…