– Поторопись. Мы с Джеком дадим Лондону-за-Стеклом прекрасную тему для размышлений. Это выиграет для тебя немного времени.

Кара уставилась на него:

– Вас же прикончат. – Ее тон сказал все о приемлемости этого решения.

– Верно, – Крей поднырнул под ремень автомата. Джек уже карабкался по склону осадкотектуры, возвышающемуся, словно крепостной вал.

– Я не собираюсь просто…

– Еще как собираешься, – перебил девушку Крей. Его бандана сползла, открыв кривой изгиб кустарно сшитых губ. – Знаешь, скольких людей я убил, мисс Хан?

Поглядев на него, Кара угрюмо покачала головой.

– И я не знаю. Но знаю, что моя рука не дрогнула, когда в последний раз нажимала на спуск, смекаешь? – Приподняв подбородок, он огляделся и медленно выдохнул. Крей выглядел чуть ли не гордым. – К этому давно шло. Веришь или нет, попадать под обстрел Рыцарей для меня не в новинку. Если они достанут меня на этот раз – ну и ладно. Но не ее.

Гнев закрался в его голос, словно ледяной ветер, когда Крей посмотрел на Эспель.

– Не ее, – повторил он. – Моя сестра не такая, как я, она – моя полная противоположность. Она никогда никого не обидит, – по щекам Безликого одна за другой побежали слезы, его худое лицо отдавало их нехотя. Он начал говорить быстрее; слова бежали одно за другим, но он не запинался, даже не моргал. – Она не могла никого обидеть. Я велел ей убить Лицо Стеклянной Лотереи, а она не смогла. Она стала лучшей верхолазкой в Псарнях, и у нее было будущее, но она решила работать на меня, потому что верила в меня. Она верила и в тебя, а теперь делит тело с психопаткой из-за сделанного тобой выбора, так что ИДИ УЖЕ!

Последние два рычащих слова отозвались от соседних стен, и Кара подскочила от хлопка багажника. Хотя в голосе Крея звучала ярость, его глаза умоляли. Под просящим взглядом этих светло-голубых глаз Кара сгорбилась и позволила водрузить Эспель себе на плечи. Распрямилась. Вес оказался сносным. Она посмотрела на Джека, разлегшегося на щебне, скручивая папиросу.

– А как же ты?

Молодой зеркалократ пожал плечами. Отложив самокрутку в сторону, он взял половинку кирпича, лежащую рядом с ним на каменном сугробе. Тряхнув запястьем, подбросил кирпич в воздух, плавным движением поднес автомат к плечу и выстрелил. Кирпич изверг убедительную струю пыли.

– Я тебе так скажу, – проговорил он, возвращаясь к самокрутке, – если стреляешь лучше моего, можем поменяться местами.

Кара беспомощно поглядела на них пару мгновений, потом, слегка согнувшись под своей ношей, сделала несколько шагов назад. Странные тени отзеркаленного города сомкнулись над нею. Крей вскарабкался к Джеку. Они переговаривались быстрым шепотом, по очереди затягиваясь папиросой.

Последнее, что увидела Кара, прежде чем отвернуться, как они натягивают на рты банданы: как бандиты и как равные.

Кара спешила по переулкам, изрядно пошатываясь. Эспель оказалась не такой уж тяжелой, но висела мертвым грузом и постоянно сползала, лишая подругу равновесия. Девушка чувствовала, как пот струится между лопатками, хотя и была одета в неумолимо холодное стальное платье.

По обе стороны от нее замаячили склады, их раздутые дождями конструкции выпячивались на улицу. В воздухе слабо пахло дымком и бензином. Стены были опалены. Лозунги безликих, выведенные еще сохнущей аэрозольной краской, петляли по кирпичу, и Кару укололо внезапное воспоминание о Бет. Похоже, Лондонский мост был не единственным местом, видавшим протесты.

Тучи битого стекла блестели, словно туманности. Все отражения – все изображения, не включавшие полулицых горожан, – оказались уничтожены.

Кара почувствовала движение на плече, не совпадающее с дыханием Эспель. Правая лодыжка разделенной девушки начала подергиваться.

«Полчаса, – сказал Крей. – Может, меньше».

«Наверняка меньше», – подумала Кара, с усилием сглотнув. Обрывки вспомнившихся фраз промелькнули в голове, пока она смотрела на эту ногу, правую ногу, ногу Пэ-О, медленно шевелящуюся.

«…она делит тело с психопаткой…»

«…потому что оно ненавидит его, графиня…»

«…понадобится целая армия врачей до конца ее жизни…»

Целая армия врачей, а у Эспель была только она, уязвимая и беспомощная на холодной улице. Им надо найти укрытие.

На мгновение Каре показалось, что она слышит, как по асфальту звенят стеклянные копыта, хотя здесь, в Псарнях, этого быть не могло.

Ну конечно же: Псарни… Она знала одно потайное местечко. Кара осторожно опустила Эспель, а потом полезла на осадкотектурный сугроб. Над крышами виднелся искривленный горизонт Лондона-за-Стеклом, по ветру донесся вой сирен. Далеко на востоке, за рекой, облака светились отраженным огнем. Зазеркальный город горел.

Кара закусила губу, пока окончательно не уверилась, что сориентировалась правильно. Недалеко. Она заскользила и съехала вниз на улицу и уже поднимала Эспель, когда автоматные очереди пригвоздили ее к месту.

Эхо вернулось туда, откуда пришло. Девушка, онемев, слушала, сердце в груди колотилось до боли. Выстрелы попереговаривались пару минут, а потом перестали. Кара глянула на улицу позади, по ее виску стекали бисеринки пота. Вот и… вот и всё? Девушка не слышала никаких криков, но, может, она просто ушла слишком далеко? Кара закрыла глаза и представила Джека Вингборо и Гаррисона Крея, надеясь, что они выбрались из тупика живыми, хотя шансы составляли три к одному. Девушка болезненно осознала, что, наверное, никогда этого не узнает.

«Изволь придерживаться плана, уж коли он у тебя теперь есть», – велела она себе. Снова водрузив Эспель на плечо, Кара углубилась в когтеподобную осадкотектуру Псарен.

Выпавшие дождем кирпичи громоздились, словно земляные укрепления, у наружной стены Фростфилдской средней школы, так что лезть через ворота не пришлось.

– Не то, что в старые добрые времена, – пробормотала Кара. Она посмотрела на искусные граффити через дорогу, ограничившись полуулыбкой, и крепко обхватила Эспель обеими руками. Последние несколько улиц сопротивление верхолазки становилось все более и более ощутимым.

Кара скользнула за стену вниз по щебню, но равновесие сохранила. Девушка вглядывалась в тусклые отсветы фонарей. Расположение искривленных построек в точности отзеркаливало ее школу – она даже с облегчением увидела оранжевую ленту, опоясывающую корпус младшеклашек.

В заброшенном туалете оказалось так же холодно, как и в его двойнике в Карином городе, да и пахло соответствующе. Линолеум холодил босые ноги. Девушка нащупала выключатель на знакомом месте, и в потолке зажглись галогеновые трубки. Их голубоватый свет, казалось, высосал из комнаты оставшееся тепло. Карин взгляд упал на ржаво-коричневое пятно в форме руки рядом с дырой в линолеуме.

Она не могла не посмотреть в зеркало. Девушка в платье из колючей проволоки и пыльном платке, с растекающимся по шрамам макияжем уставилась на нее оттуда, куда она никогда не попадет. Из дома.