Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В своей работе Ясперс выделил четыре вида вины. Первый вид — уголовная вина, которая лежит на совершивших уголовные преступления, и которую вправе устанавливать только суд. Второй вид — политическая вина. Она означает ответственность всех граждан за последствия действий, совершенных их государством, но не связана с уголовным и моральным аспектом поведения отдельного гражданина. Политическая ответственность связана с нормами естественного и международного права. Если личная вина наступает за конкретное совершенное человеком преступление, то политическая ответственность распространяется на всех граждан страны, которые жили при правящем режиме: «Каждый человек отвечает вместе с другими за то, как им правят»[292]. «Неучастие в формировании уклада власти, в борьбе за власть в смысле служения праву есть главная политическая вина, являющаяся в то же самое время и виной моральной», — писал Ясперс[293].
Третий вид — это моральна вина. Это вина за действия, которые человек совершил как отдельное лицо. Четвертый тип вины — вина метафизическая. Метафизическая вина фундаментальна, это условие виновности в целом. Кроме того, по Ясперсу, она означает, что каждый ответственен за всякое зло, за всякую несправедливость и особенно за преступления, совершенные в его присутствии или с его ведома: «Если я не делаю, что могу, чтобы предотвратить их, я тоже виновен. Если я не рискнул своей жизнью, чтобы предотвратить убийство других, но при этом присутствовал, я чувствую себя виноватым таким образом, что никакие юридические, политические и моральные объяснения тут не подходят»[294].
К. Ясперс считал, что коллективная вина относится только к сфере политической ответственности. А остальные типы виновности могут относиться лишь к конкретному человеку. Принятие моральной и метафизической вины — дело глубоко личностное, оно может быть инициировано только самим индивидом и невозможно на коллективном уровне: «Когда нас объявляют виновными победители, это имеет, конечно, серьезнейшие последствия для нашего существования, носит политический характер, но не помогает нам в самом важном — совершить внутренний поворот»[295]. Если проводить параллель с типологией вины по И. Ялому, то, по всей видимости, политическая и моральная вина соответствуют реальной, объективной вине, а вина метафизическая — экзистенциальной.
Как уже отмечалось выше, идея национального всенародного покаяния вызвала сильное сопротивление в немецком обществе. И его противниками были отнюдь не только сторонники нацистского режима. В частности, критиками коллективного покаяния выдвигается аргумент, что признание немцами вины привело к тому, что они стали обесценивать и высочайшие достижения немецкой культуры, например, произведения Шиллера, Гете и пр. Однако, на мой взгляд, здесь идет речь как раз о том, что Ялом называет невротической виной, которая не имеет прямого отношения к вине реальной или метафизической. Невротическая вина не только не способствует нравственному очищению и преображению, но напротив может толкать к деструктивным поступкам, на бессознательном уровне преследующим цель преодолеть ее. Вполне возможно, что именно она являлась причиной периодических рецидивов нацистских настроений в германском обществе. Т. Адорно так говорил об этом феномене: «То и дело ссылаются на так называемый „комплекс вины“, часто намекая на то, что он на самом деле возник лишь в результате конструирования представления о коллективной вине немцев. Бесспорно, в отношении к прошлому много невротичного: жесты защиты в отсутствие нападения; бурные аффекты без серьезного повода; отсутствие эмоций по отношению к самому серьезному; нередко и просто вытеснение осознанного или полуосознанного»[296].
Зачем нужно признание вины?
Может возникнуть вопрос: а необходимо ли чувство вины для того, чтобы сделать выводы из прошлого? В свое время экзистенциальные психотерапевты пришли к выводу, что невротическая вина — это деструктивное чувство, но осознание реальной вины пробуждает здоровые, творческие силы личности и помогает ей освободиться от невроза. Этот принцип можно отнести не только к отдельному человеку, но и к сообществам людей: невротическая вина деструктивна — она ведет к комплексу неполноценности, озлобленности и попыткам нездоровой гиперкомпенсации («Крым наш!», «Посмотрите до чего докатилась Украина (Америка, Европа и т. д.)!»
Признание реальной вины приводит к нравственному очищению, обновлению и конструктивному созиданию. Дж. Бьюдженталь так писал о важности признания вины: «Принятие на себя вины за то, что мы сделали и о чем сожалеем, не является деструктивным, а, наоборот, освобождает. Оно переносит наше внимание с прошлого на настоящее и будущее, так как мы решаем, как искупить вину и как предотвратить повторение таких событий»[297]. Говоря о немцах в послевоенной Германии, современник Ясперса К.-Г. Юнг подчеркивал важность признания коллективной вины для успеха в личной психотерапии: «Все они, сознательно или бессознательно, активно или пассивно, причастны к ужасам; они ничего не знали о том, что происходило, и в то же время знали. Уже сейчас многие из них обращаются ко мне с просьбой лечиться у меня. Если просьбы исходят от тех „порядочных немцев“, которые не прочь свалить вину на пару людей из гестапо, я считаю случай безнадежным»[298]. По всей видимости, Юнгу и самому приходилось справляться с чувством вины. Как известно, он прошел эволюцию от восторженного принятия нацизма к критическому его осмыслению. После войны он не нашел ничего лучшего, чем объяснить свою лояльность к Гитлеру требованиями времени.
В отношении политических процессов Ясперс подчеркивал, что «сознание своей ответственности — это начало внутреннего переворота, стремящегося осуществить политическую свободу»[299]. Он считал, что необходимо признание виновности на политическом, моральном и метафизическом уровне. Но историческое самоосмысление целого народа происходит через личный самоанализ отдельного человека: «Всякая настоящая перемена происходит через отдельных людей, во множестве отдельных людей вне зависимости друг от друга или в побудительном обмене мнениями»[300]. По его мнению, именно нравственные проблемы породили опасные тенденции в развитии всей германской нации. Моральные слабости вызвали условия, которые привели к уголовным и политическим последствиям: «Моральные оплошности — это почва для условий, при которых как раз и вырастают политическая вина и преступление. Бесчисленные мелкие небрежности, приспособленчество, дешевые оправдания несправедливости, незаметное потворствование несправедливости, участие в создании общественной атмосферы, распространяющей неясность и тем самым делающей возможным зло, — все это имеет последствия, которые тоже создают предпосылки для политической вины за обстановку и события»[301]. В то же время, именно принятие морально-нравственной и метафизической ответственности открывают возможности для подлинного возрождения страны. Из моральной виновности рождается осознание, а из него раскаяние и обновление. И этот, казалось бы, сугубо внутренний процесс приводит к реальным изменениям во внешнем мире. Метафизическая вина, с его точки зрения, позволяет изменить самосознание народа, увидеть те опасные черты нации, которые коренятся в ее традиции.