– Они не говорят по-английски.

Принц повторил свою просьбу по-французски, и мушкетеры отправились выполнять ее.

– Я ничего не вынюхиваю, – сказала Элпью, – но предполагаю, что у тебя есть подельники. Я права, Джек?

– Я… э… – Принц наклонился вперед и прошептал Элпью: – Я не очень хорошо владею жаргоном, миссис. Скажите простым языком, о чем вы спросили?

– Ну, парень… – Элпью театрально оглянулась по сторонам. – Думаю, ты состоишь в какой-то шайке. Я права?

Мальчик серьезно кивнул.

– И кто же получает хабар? – Наклонившись, она прошептала: – Добычу. Другими словами, кто получает деньги?

– О, понимаю! – Мальчик просиял. – Бедные.

Элпью подумала, что мальчик наверняка не понял, о чем она его спрашивает. Она снова наклонилась к нему.

– Ты крадешь драгоценности, так? Потом сбываешь краденое через придворных и слуг – твоих сообщников, затем получаешь наличность – деньги, но куда они идут?

– Это дело моей матери. – Мальчик встал на цыпочки, чтобы сказать Элпью в самое ухо: – Я ворую, передаю вещи Пайп, а она – дальше, а там еще дальше, пока их не продает настоящий француз, из Версаля, так что ему дают хорошую цену и не связывают с нами. Потом деньги – простите, наличность – возвращаются по цепочке ко мне, а я отдаю их своей матери.

– Твоя мать знает об этом?

– О да, – ответил принц. – С их помощью она пытается облегчить жизнь бедняков. Если кто-то обращает на это внимание, она выдает эти деньги за небольшой выигрыш в лотерею.

– А что это за бедные люди?

– Вы не представляете, в какой нужде живут люди в окрестных лесах и деревнях. – Оглядевшись, принц убедился, что их не подслушивают. – Моя мать передает им еду и деньги. Но – тс-с. Никто не должен знать. Особенно король Франции. У мамы уже были из-за этого неприятности.

У Элпью голова пошла кругом от такого открытия. Все эти кражи драгоценностей оказались тайной королевской благотворительностью.

– А если кого-нибудь арестуют? Разве его не повесят?

– Если такое случится, моя мать во всем сознается. Она не допустит, чтобы кого-нибудь повесили, я в этом уверен. Она следит за местной тюрьмой, чтобы никто из слуг не пострадал из-за нее.

– Почему твоя мать не может просто продать свои драгоценности?

– Потому что очень скоро все об этом узнали бы. И таким образом выяснилось бы, что она крайне не одобряет окружающую нас бедность. И тогда французские власти, вероятно, положат конец ее деятельности. И еще это воспримут как критику нашего великодушного хозяина, Людовика. А знаете еще что, мистрис Элпью? – Та покачала головой. – Под таким углом я могу заглянуть вам глубоко за вырез.

– Ах ты, негодник! – Элпью тут же выпрямилась и разгладила платье. – Но не волнуйся, Джек. Я сохраню твою тайну.

* * *

– Вы так хогошо танцуете, Эшби.

Из-за комплимента графиня чуть не испортила все дело. Она сделала порывистый шаг вперед, потом слишком резко повернула ногу, отчего пошатнулась, но мужчина в алом держал ее крепко, и Анастасия не упала.

Графиня не знала, о чем говорить, как вести светскую беседу с самым могущественным монархом мира, особенно если он явился на маскарад инкогнито.

Поэтому леди Анастасия сосредоточилась на танце и с энтузиазмом начала выделывать следующее па.

– Как вам понгавилось ваше пгебывание в Бастилии? – спросил мужчина в алом костюме.

«О Господи, – подумала графиня. – Вот так головоломка».

– Оно оказалось, – графиня решила проявить осторожность, – не совсем таким, как я ожидала.

Ответом ей был скрипучий смех. Но ведь французы – другая порода людей.

– И по-моему, вы оставили свою стагую подгугу багахтаться во гву!

– Ох! Пигаль! – Графиня ощутила укол совести. – Но я сказала об этом, сир. Бедная, дорогая Олимпия. Надеюсь, с ней все в порядке. Вы знаете, что с ней случилось?

– Разумеется. – Выполнив поворот, мужчина устремился вперед в сложном танцевальном па. – Скажем так, она выжила.

Элпью села рядом со старым сатиром с длинными седыми волосами. Она заметила, что мушкетеры сбились в кучу в углу. Графиня ловко отплясывала в центре бального зала.

– Да, дела, – промолвила Элпью. – Подумать только: моя госпожа выделывает антраша с королем Франции. – Старик, не поднимая глаз, уплетал горошек. – Вы должны любить свою работу. А кстати, вы не боитесь, что однажды вам не посчастливится – вы отведаете неудачное блюдо и получите то, что предназначалось господину в красном? – спросила она. Поскольку мужчина не обращал на Элпью внимания, поглощая горошек, она продолжала: – Вы живете в Версале? – Мужчина кивнул. Элпью подумала, что высокомерный маленький рот, видневшийся из-под полумаски, придает мужчине сходство со старой декоративной собачкой. – Красотища там, правда? Боже, что за место! Золотая крыша! А сколько зеркал! Королю, похоже, нравится пугать им людей.

– Пгавда? – Мужчина положил себе еще ложку горошка. – Каким же обгазом?

– Находясь там, преисполняешься благоговейным ужасом. Дворец так огромен и красив, и все там кажется чудом. Имея такие владения, король, по-моему, еще больше чувствует себя королем. – Элпью взяла с тарелки мужчины горошину и отправила в рот. – Хотя я считаю ужасным, что король красуется среди такого великолепия, когда меньше чем в миле отсюда умирают от голода люди. – Старик кивнул и съел еще ложку горошка. – А потом, эта его диковинная старая тюрьма.

– Бастилия?

– Угу. Просто фарс какой-то. Все вокруг думают, что это огромная сырая темница, в сто раз хуже, чем Ньюгейтская тюрьма, однако же нет. Там начинаешь понимать, что тюрьма не такое уж плохое местечко. И что за блестящая мысль – держать там этого страшного узника в маске. И никто не знает, что натворил бедняга. Но всем известно: он так прогневал короля, что тот будет держать его там вечно, без друзей, без лица, без суда! Одно слово, бедняга. Подумаешь, и волосы дыбом встают.

– Пгавда? – Мужчина перемешал горошек и съел еще.

– Скажем так, это заставит меня дважды подумать, прежде чем огорчить короля… – Элпью умолкла и пристально посмотрела на собеседника. – Вы не донесете на меня, а?

– Вы не любите гогошек? – спросил старик, поворачиваясь к столу, чтобы в очередной раз наполнить свою тарелку.

– Люблю. – Элпью смотрела, как мужчина накладывает для нее на отдельную тарелку горошек, приготовленный с луком-шалотом и латуком, и горошек под белым соусом.

– Alors… скажите, что вам понгавится больше, – попросил он, подавая Элпью тарелку. – Le pois a la franchise[123]или под бешамелью?

Элпью дегустировала, глядя на танцующих. Графиня, судя по всему, вполне освоилась с королем. Пастушки рассыпались по всему залу. Черный пес по-прежнему кружился в танце с одной из них, маркиз танцевал с другой, герцог де Шарм, опасно покачиваясь, – с третьей. Чуть поодаль две пастушки танцевали друг с другом. «Не две ли это барышни – Смит и Бонтем?» – подумала Элпью.