– Мне бы тоже этого хотелось, – проговорил Шанс. – Очень хотелось.

Только потом Шанс узнал, что Жан-Батист умер в тот самый день, когда он упал, но кто-то из работников бизнес-центра решил, что, возможно, лучше придержать эту информацию до тех времен, пока Шанс немного окрепнет. Он так и не смог до конца поверить, что они с другом не пообщались тогда каким-то образом, что Жан-Батист непостижимым для него способом не побывал у него в палате, поэтому, когда Люси Браун в конце концов пришла к нему с печальной новостью, именно он сказал ей о том, что унаследовал все фотоработы француза.

– Так он, значит, приходил сюда? – спросила секретарша. – Был с вами тут, в палате?

– А как еще я узнал бы?

Люси довольно долго ничего не говорила, но, перед тем как уйти, посоветовала ему осторожнее путешествовать среди сфер.

В том, что его последний визитер действительно явился во плоти, сомнений практически не было, но отдохнуть от сюрреализма не удалось все равно. Этот человек, адвокат по делам о телесных повреждениях, был сложен, как свеча зажигания, и обладал одеждой и манерами зазывалы из стрип-клуба. Прочитав в газете о падении Шанса, он уже побывал в Лэндс-энде на месте происшествия.

– Хочу, чтобы вы меня послушали, – сказал ему этот парень. – Я скатался туда и все посмотрел. Это анекдот какой-то. Там, где должна быть серьезная ограда, они ленты натянули. В их обязанности входило обезопасить людей, и они не справились. Вы – врач с черепно-мозговой травмой. Теперь на кону стоит ваш источник существования. – Потом адвокат поинтересовался, не приходил ли к Шансу кто-то от городских властей, чтобы «все уладить», и с облегчением узнал, что никого не было. – Это хорошо. У вас сейчас сознание спутано, вы могли что-нибудь подписать и что бы потом с вами было? Отныне всякий, кто захочет поговорить с вами, будет говорить со мной. – Для поддержания имиджа удалого бойца за крупные суммы с большими бездушными ведомствами он рассказал о своем бывшем клиенте, который получал в банкомате деньги, был сбит пьяным водителем и лишился обеих ног до самых колен. Банк предложил ему миллион долларов. Адвокат добился выплаты десяти. – И знаете, чем он теперь занимается?

– Представить не могу, – сказал Шанс.

– В китайском квартале работает рикшей на протезах. А в банке десять миллионов. Поди пойми их.

Шанс видел, что парень не слишком отличается от него самого, да и, раз уж на то пошло, от покойного детектива. Все они проводили изрядное количество времени, шныряя среди руин. Со временем он узнал, что у этого человека офис у Грейт-хайвей, с видом на пляж. На каждой ступеньке ведущей вверх лестницы стояла старая доска для серфинга, а внутри – фотографии волн у побережья Оушен-бич, Шансу нравилось на них смотреть.

– Эти дебилы несут ответственность, и они заплатят, – заявил, прежде чем покинуть больницу, адвокат-серфер.

– Мне нужно двести пятьдесят тысяч долларов, – сказал Шанс.

Его визитер лишь засмеялся и сказал, что Большой Парень наверху уже услышал его и прибавляет нули к названной сумме.

– И вам нужно как-нибудь выбраться к воде, – добавил он почти без повода. – Это будет хорошо для вашей головы.

Шанс, который еще не побывал у него в офисе и не видел фотографий, не понял, о чем он говорит, да и вообще больше не обращал на него особого внимания. Он думал о большом парне, но необязательно о том, что наверху. Думал, что после Жана-Батиста, копа и адвоката-серфера готов к еще одному повороту старого калейдоскопа, еще одному движению руки.

Все это началось – должно было начаться – с того, что Ди и Карл проследили за «мерседесом» от мотеля до ресторана, где Ди должен был выйти, наблюдая за румынами и дожидаясь, когда они начнут движение, чтобы подобраться к Шансу сзади, и все должно было произойти более или менее где и даже как предсказал здоровяк. Но Шанс со своим разрядившимся телефоном и трусливой заячьей пробежкой спутал все карты и оставил всех в недоумении. Потом его заметил Блэкстоун, и все принялись импровизировать… румыны подъехали на машине, но двигались медленно, Ди мог незаметно преследовать их в угасающем свете сумерек, и он понял расклад так же, как и Шанс, и вызвал импровизированную поддержку с воздуха в лице Карла Аллана и его «старлайта» – и диверсию, под прикрытием которой Шанс разыгрывал свою комбинацию… А вот все остальное по-прежнему оставалось непонятным. Блэкстоун заколот у пляжа, а найден в мотеле? И почему нет орудия убийства? Лучшее, что Шанс мог придумать, выглядело примерно так: Ди прибывает на место событий, обнаруживает уже мертвого Блэкстоуна, из груди которого по-прежнему торчит нож, и не только вытаскивает его, но предполагает, что человек, который свалился за стену, это Шанс, и вызывает скорую – просто на всякий случай и, конечно, анонимно, – назвавшись человеком с собакой… а потом заходит еще дальше, грузит тело Блэкстоуна в его «Краун Викторию» (ключи, должно быть, лежали где-то в карманах покойного), везет его обратно в «Голубой дельфин» и старается создать такое впечатление, будто все произошло именно там, а еще убивает румына, который остался охранять Жаклин, и оба они убегают, он и она, и исчезают… возвращаются в неласковый серый город любви… Интересно, это слишком или Карл прав, и Большой Ди – своего рода генератор непрерывно происходящих чудес? Может, это как-то связано с книгой, которую упоминала бабушка здоровяка, – «Раскрой свои скрытые таланты». Но, когда Шансу наконец представилась возможность, и он с помощью ходунков доковылял до таксофона в вестибюле, позвонил Ди на одноразовую трубку и спросил, как тот все провернул и упоминала ли его Жаклин, Ди сказал лишь: «Что провернул?» – а потом – как рад тому, что Шанс рад, и как все здорово вышло и с мебелью, и вообще, а если подумать, все это, строго говоря, никогда не было точной наукой, и счастливые финалы далеко не всегда предначертаны на небесах, и Шансу не оставалось ничего другого, кроме как согласиться – да, мол, все так, все зависит от совпадений, и он возвратился к себе в палату, впервые за долгое время перестав обдумывать возможности того, как стать счастливым, и каким может быть это его счастье, вопреки неприятностям с простатой.

Прошла большая часть недели, и доктора решили, что пациент готов к выписке. Санитар отвез его в инвалидной коляске в переднюю часть здания. Шанс был одет в мешковатый спортивный костюм серого цвета, выбранный Люси и доставленный в палату ею же вместе с парой красных войлочных тапочек, которые тоже сейчас были на нем и о которых она заявила, что это шикарно и настоящая находка. «Ромео» – вот как она их назвала. Останки его собственной одежды, по всей видимости, томились в застенках какой-то полицейской лаборатории, и никто до сих пор ни словечка не сказал, нашли ли что-то в карманах. Обувь, с другой стороны, каким-то необъяснимым образом вернулась и теперь ехала у него на коленях вместе с сумкой и журналом о мужском здоровье (рельефный пресс за тридцать дней).

Простата и сломанные пальцы чувствовали себя неплохо, а вот ребра и позвонки все еще жутко болели, когда действие обезболивающих препаратов ослабевало, к тому же на Шанса по-прежнему накатывали приступы внезапного головокружения. Люси забрала со спецстоянки «олдсмобиль» и оснастила его квартиру медицинской кроватью. Девушка оказала Шансу неоценимую помощь, и он ждал, что она приедет и заберет его, но вдруг заметил, как в вестибюль заходит незнакомая женщина и идет в его сторону. У нее были очень короткие белокурые волосы под ярко-бирюзовой косынкой и громадные темные очки вроде тех, что некогда носила Жаклин Онассис. Он ожидал, что женщина свернет туда или сюда, и удивился, когда она направилась прямо к нему.