От деревни Сарыер путь ведет к знаменитому источнику Кастанесу, вода из которого по целебным свойствам приравнивается стамбульцами к воде, почерпнутой из Чамлыджы.

На азиатской стороне Босфора у подножия горы Чамлиджа расположился Ускюдар с его великолепным, в сени величественных кипарисов, кладбищем. С вершины Чамлыджи можно обозреть и Стамбул, и Принцевы острова, и весь Босфор вплоть до Черного моря. Здесь же находится водный источник, самый известный в окрестностях Стамбула. Азиатский берег Босфора усеян ялы, обширными домами, построенными у самого уровня воды среди парков и садов. Обладание ялы — верный признак принадлежности владельца к высшему слою столичной сановной знати. Сам султан обзавелся здесь рядом дворцов, выдержанных все в том же «загородном», почти «деревенском» стиле, и время от времени наезжает сюда восстановить силы и развлечься в окружении своих фаворитов. Отсюда принято совершать морскую прогулку, в барке или каике, к Сладким водам Азии, что находятся около Анадолу Хисар. В XIX веке восточное побережье Босфора все еще считалось в высшем стамбульском обществе наиболее фешенебельным местом летнего отдыха.

Весной, когда ярким цветом цветут бугенвилии и иудино дерево, берега Босфора — сущее очарование. Ялы многочисленны, но все же не до такой степени, чтобы заслонять собой прелестный пейзаж; напротив, их архитектура как нельзя лучше с ним гармонирует. Уже с этого времени великие визири и другие важные персоны Империи начинают время от времени навещать эти места. При каждом ялы — свой каикхане, стоянка собственных лодок и мелких прогулочных судов, а морская прогулка по Босфору — излюбленное развлечение владельца ялы и его гостей. Такие прогулки, однако, сопряжены с известной опасностью — со стороны бостанджибаши, главы телохранителей султана. Ему и его людям доверено наблюдение над водами Босфора вообще, над дворцами султана и прилегающими к ним парками и садами в особенности. Бостанджибаши может наложить тяжелый штраф на каждого, кто в состоянии опьянения или в галантной компании застигнут на прогулке в запретной зоне султанских садов. Еремия Челеби сообщает, что бостанджибаши рассматривает каждого задержанного нарушителя как своего пленника и на этом основании требует за его освобождение выкуп. Дело доходит якобы даже до того, что «если он настигает каик с веселой компанией из мужчин и женщин на море, то безжалостно и без колебаний пускает его ко дну».

Другое излюбленное место отдохновения и развлечений — хамам. Их много в Стамбуле — роскошных и не очень, одни имеют многочисленную клиентуру, другие предназначены для избранных. Стамбулец в хамам приходит прежде всего для того, чтобы вымыться (или быть вымытым), чтобы ему был сделан массаж и чтобы с его тела удалили волосы. Некоторые хамамы предназначены исключительно для христиан и иудеев, в другие ходят только мусульмане, третьи открывают свои двери — в разные дни недели — и перед правоверными, и перед неверными. Точно так же есть мужские, и есть женские дни посещения бани — где как. Однако эти посещения преследуют не только гигиенические цели (хотя на первом месте стоят, разумеется, именно они) — они одновременно решают и сверхзадачу человеческого общения: именно в хамамах происходят встречи друзей, по предварительной договоренности или случайно, именно в них завязываются новые знакомства. После массажа принято всласть поболтать с приятелями — в зале для отдыха за несколькими чашечками крепкого ароматного кофе и с чубуком во рту. Некоторые хамамы пользуются сомнительной репутацией пристанищ разврата — и это, несмотря на неусыпный надзор над ними мухтесиба, который выполняет обязанность по поддержанию нравственности в общественных местах. Случается также, что пьяницы и вообще лица, потерявшие стыд и совесть, взламывают двери хамамов, когда там моются женщины. Следует, однако, признать, что такие скандалы, во-первых, чрезвычайно редки и, во-вторых, происходят они только в тех банях, о которых как раз и идет дурная молва. Вообще же говоря, существует тесная связь между моральным уровнем «верхов» и в первую очередь султанов, с одной стороны, и нравственностью средних слоев и простонародья — с другой. Если во времена Селима I и Сулеймана Великолепного пристойность была неукоснительным правилом всего турецкого общества, то уже при Селиме II и Мураде III в том же веке и при Ибрагиме I и Мехмете IV в следующем столетии безнравственность широко разлилась сверху вниз как среди мусульманского населения, так и среди представителей религиозных меньшинств.

Кафе, кабачки и таверны — тоже места отдыха и развлечений. С тем, однако, отличием первых от вторых и третьих, что в кафе пьют только кофе и что эти заведения не бросают вызова общественной нравственности. Известно, что кофе был завезен в Стамбул двумя друзьями сирийцами (один из Алеппо, другой из Дамаска) в середине XVI века. Мода на этот напиток и на кахвехане (кафе) распространилась с быстротою эпидемии. Вскоре к дегустации кофе во многих кахвехане добавились и иные развлечения: игра в триктрак, шахматы, музыка. Но самое главное в том, что кафе стали обычным местом встречи поэтов, литераторов и вообще представителей мира искусства. «В этих местах могут общаться люди различных религий и общественного положения — посещение их не наносит ущерба ничьей репутации. Вне помещения кахвехане, на свежем воздухе, нередко устанавливаются каменные скамьи, устланные циновками. На них именитые посетители любят посидеть, посмотреть на уличных прохожих и себя им показать. Обычно в кахвехане выступают скрипачи, флейтисты, другие музыканты — их нанимают владельцы заведений, чтобы они играли и пели для привлечения публики». Этим «кафешантанам» удалось даже потеснить отчасти трактиры, особенно в фешенебельных кварталах столицы, где кафе строились в тени парков, среди цветущих садов, по соседству с красивыми фонтанами. Что не помешало их закрытию, когда поднялась волна борьбы с питьем кофе. Впрочем, гонения на кафе не были ни серьезными, ни продолжительными.

О тавернах, напротив, с самого их возникновения идет дурная слава. Их держат только немусульмане, и в мусульманских кварталах их, в принципе, быть не должно. Запрет на их существование вблизи мечетей оформлен даже и в соответствующих документах. Эвлийя Челеби, даром что мусульманин, был, судя по всему, одним из усердных их посетителей, знал их досконально, а потому и оставил потомству ценные сведения о них: «Их мерзкие заведения, числом в 1060, имеются во всех четырех основных районах города, а число их самих, продавцов вина, неверных и нечестивцев, достигает 6000… В наибольшем количестве кабаки сосредоточены у ворот Саматии, в Кум-капы, в Ени Балыкпазари, Ункапани, Джибаликапысы, Айякапысы, в Фанаре, Балате и напротив него (то есть на другом берегу Золотого Рога) в Хаскёй. Что касается Галаты, то сказать: „Галата“ — это все равно что сказать: „таверны“… Вдоль по Босфору, вплоть до самого Черного моря, что ни деревня — то таверна». Достойно внимания то обстоятельство, что кабачки группируются главным образом около портовых причалов, то есть там, где клиентура, состоящая из моряков, грузчиков и всех тех, кто имеет отношение к заморской торговле, делает такого рода заведения прибыльными наверняка. Однако это заслуга не только моряков и всех, кто с ними, — свою широкую дорогу протоптали, несмотря на все запреты, и янычары, обнаружив в них однажды неисчерпаемый источник наслаждений, иногда и противоестественных: «Несколько янычар в одной из портовых таверн за чертой города, приведя с собой женщин и мальчиков, после того, как изрядно, по обычаю, напились и пресытились всеми видами разврата, принялись курить и заснули со своими трубками, не вынимая их изо рта. Горящий табак посыпался из трубок на циновки — они загорелись, и вскоре вся таверна заполыхала».