— Что ж, ведите, — покорно вздохнул Скитер. Малькольм повел их мимо храма Христа, выделявшегося ярким белым пятном на фоне окружающей закопченной застройки, и свернул к расположенной в квартале к западу Миддлсекс-стрит. Воскресный платяной рынок, давший улице ее знаменитое прозвище, был, разумеется, закрыт, но магазины, торговавшие недорогой готовой одеждой, уже работали. Малькольм распахнул дверь ближнего к ним, пропуская внутрь Скитера и Марго. Стоило двери с тяжелым стуком закрыться за ними, как бедно одетая, но чисто умытая девушка за прилавком с подозрением уставилась на их дорогие костюмы.

— Чего нужно? — не самым любезным тоном поинтересовалась она. — Уж не покупать ли чего? Свое-то платье, поди, не здесь брали, а?

Малькольм снял цилиндр.

— Доброе утро, мисс. Конечно, нет, вы весьма наблюдательны. Мы только надеялись, что вы смогли бы нам помочь. Мы кое-кого ищем.

— Голову-то мне не дурите, я сроду никого не закладывала, — буркнула девица.

Малькольм как бы невзначай извлек из кармана блестящий шиллинг.

— Джентльмены, которых мы разыскиваем, мисс, — иностранцы. Иностранные воры и мошенники. Они обманули вот эту молодую леди на значительную сумму денег, расплатившись фальшивыми банкнотами, да и меня изрядно подвели, отдав своими фальшивками выигрыш в карты неделю назад.

— Сделайте, грит, одолжение, мисс, — заговорила вдруг Марго совершенно незнакомым Скитеру голосом, — у меня, грит, мельче ничего не найдется, так я ему цельных четыре квида сдачи дала — больше, чем та бумага стоит, на которой он сам их напечатал, поганец.

Девица удивленно округлила глаза. То ли ист-эндский говор Марго, то ли правдоподобность поведанного ею рассказа, то ли обе эти причины вместе стали тому причиной, но от подозрительности не осталось и следа. Скитер выступил вперед, держа в руке одну из Голдиных банкнот.

— Моя фамилия Джексон, мэм, я из Америки. Я выслеживаю этих преступников от самого Нью-Йорка, где они подделывали доллары. Вот одна из их фальшивок. — Он поднял ассигнацию и подержал, чтобы девушка хорошенько ее разглядела, потом достал фотографии. — Вы не видели никого из этих людей?

Продавщица взяла толстые картонки с наклеенными на них отпечатками и внимательно всмотрелась в них по очереди.

— Нет, — произнесла она наконец. — Никаких таких ублюдков навроде этих не видела. Но я буду смотреть в оба, точно говорю. — Она вернула фотографии и банкноту и недобро усмехнулась. — Помяните мое слово, в оба буду смотреть.

Малькольм протянул ей маленькую белую карточку.

— Если вы увидите их, вы сможете найти меня по этому адресу. — Следом за карточкой он протянул ей шиллинг, который та поспешно убрала в карман вместе с карточкой Малькольма. Он снова надел цилиндр. — Всего вам хорошего, мисс.

Они попытали счастья в следующем магазинчике на Миддлсекс-стрит, потом в следующем и еще в одном. Каждый раз Малькольм заводил разговор, а потом в него вступал Скитер в роли американского сыщика. Так они прошли почти весь квартал, когда за их спиной послышался взволнованный голос:

— Мистер Мур, сэр! Погодите минутку, мистер! Они обернулись и увидели ту девушку, которую опрашивали первой на этой улице. Задыхаясь, бежала она им вслед, и у Скитера вдруг затеплилась робкая надежда.

— Эх, и рада же я, что вы еще не ушли! — выпалила она, догнав их. — Хозяйка только вошла — ясное дело, ее это магазин, а не мой, вот я ей и сказала то, что вы говорили. Ей кажется, может, она их знает, мистер.

Скитер возбужденно переглянулся с Марго.

— Ради Бога, позвольте нам поговорить с вашей хозяйкой, — сказал Малькольм.

Спустя минуту они уже показывали фотографии плотной пожилой даме с седыми волосами и плохими зубами.

— Он это, точно говорю, — заявила она, ткнув пальцем в фотографию Ноа Армстро. — В воскресенье дело было — ну, когда рынок-то на улице торгует. У Салли, у свояченицы моей, лоток здесь. Так она продала с пяток костюмов в воскресенье, а этот тип, он дал ей пятерку. А цена этой пятерке — грош, и тот ломаный, как платить пришлось. Помню я поганца этого, потому как стояла рядом с Салли, и уж как она радовалась, что цельную пятерку заработала. Очень ей деньги нужны были. Этот ублюдок, он ее до работного дома доведет, а она-то ведь вдова с самой с войны, и ни мужа, ни ребенка какого, в ее-то годы. Это я со своих доходов покупаю ей чего поесть, да за комнату заплатить в Лаймхаусе.

— Вы не помните ничего такого, что могло бы помочь нам найти его? Может, он говорил, где остановился?

— Не, не говорил, а то б я за ним копов послала.

— Дорогая леди, — произнес Малькольм, вынимая из бумажника две пятифунтовые бумажки. — Вы оказали нам неоценимую помощь. Прошу вас, проследите, чтобы ущерб, понесенный вашей свояченицей, был возмещен.

Старуха выпучила глаза при виде таких денег. Трясущейся рукой взяла она у него банкноты и повертела перед глазами. Слезы катились у нее по щекам, когда она сжала бумажки в руке. Шелест бумаги показался Скитеру оглушительно громким.

— Ступай, детка, — сказала она дрожащим голосом. — Ступай, скажи Салли, Господь послал ангела, чтоб помог нам. Храни вас Бог, мистер.

Глаза у девушки тоже были на мокром месте. Она сделала реверанс и выбежала черным ходом. Хлопнула дверь, выпуская ее на двор, и Малькольм надел цилиндр.

— Всего хорошего, мадам. Еще раз спасибо. Если услышите что-то еще, у девушки есть моя карточка.

Они так и оставили ее стоящей и прижимающей бумажки к груди.

Стоило двери закрыться за Скитером, как Малькольм повернулся к нему.

— Они здесь, как и ожидалось. Остается только найти их убежище. До меня тут дошло, что они вряд ли живут в самом этом квартале, иначе торговцы опознали бы в них соседей.

— Но ведь им нужно есть, не так ли? — заметил Скитер. Глаза Малькольма оживленно вспыхнули.

— А из этого следует, что провизию им приносят на дом.

— А знаете, — задумчиво сказала Марго, — если бы мне пришлось скрываться в Ист-Энде и если бы я знала, что во мне неизбежно распознают иностранца, я бы нашла себе место, где проживает много иммигрантов, чтобы не слишком выделяться. На ум приходят Спитафилдз и Бетнел-Грин.

— Верно. — Малькольм посмотрел на север. — Неплохая мысль. Что ж, начнем с рынка Спитафилдз, идет?

Они зашагали в северном направлении, потом взяли чуть западнее, по Бишопсгейт, потом снова свернули на север, протискиваясь сквозь толпу и уворачиваясь от грузовых фургонов. Спитафилдз-маркет, когда они добрались до него, представлял собой какофонию голосов, нараспев выкликавших что-то на кокни. На английский язык это походило очень мало. Свежие цветы наполняли сырой утренний воздух нежным ароматом. Девушки-цветочницы раскладывали их по тяжелым корзинам и разносили для продажи в кварталах побогаче. Груды овощей на прилавках вносили свою долю в общий букет запахов. Торговки рыбой ссорились из-за цен на мидии и угрей. Оборванцы торговали мукой грубого помола, а матери их в это время отсчитывали пенни, расплачиваясь за брикеты чая.