Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ее мечты о предстоящем празднике в Березовке прервал дверной звонок. Она подумала, что это вернулся Юра, но, открыв дверь, остолбенела. В дверях стоял Александр Бушуев.
– Саша? А Маруси нет. Она в театре, готовится к вечернему спектаклю.
– Я бы хотел поговорить с тобой, Таня!
Татьяна посторонилась, пропуская его в прихожую.
…Они сидели за столом и пили чай. Разговор не клеился: Бушуев казался смущенным и больше молчал, а поскольку Татьяна не догадывалась о цели его визита, она тоже предпочла молчать.
Наконец Саша разбавил порядком затянувшуюся паузу вопросом:
– Я слышал, ты вышла замуж?
Татьяна коротко кивнула – вдаваться в подробности своей личной жизни ей не хотелось, да ведь Бушуев наверняка и не за тем явился, чтобы полюбопытствовать о ее отношениях с Сергеем, надо понимать, пришел он из-за Маруси… Кстати, выглядит очень даже – лощеный, явно при деньгах, хорошо одет; хотя… если приглядеться, можно заметить признаки какого-то внутреннего разлада – волосы взъерошенные и вид усталый, словно он не спал несколько дней.
– А я развелся! – сообщил Саша.
Она смутилась:
– Сочувствую!
– Не стоит, наоборот, можешь поздравить, – усмехнулся Саша, – мы с женой изрядно помотали друг другу нервы, этот брак был сущим мучением для нас обоих. Все равно рано или поздно мы бы расстались.
– Я слышала, твоя жена – дочь известного политика?
– Нет, это первая жена. Последующая была певицей. Как дебилизатор включишь – тут же она выскакивает, два притопа – три прихлопа, тексты песен дебильные, как публика любит (я ей сам писал), зато очень энергично и сексуально (много силикона и какое-нибудь кружевное неглиже).
– Я и не знала, что ты женился второй раз! Что-то зачастил…
– Ну, – пожал плечами Саша, – так как Маруся меня бросила, я и пошел по рукам!
– А дети у тебя есть?
Он усмехнулся:
– Откуда?! С первой мы просто не успели, потому что быстро разбежались, а второй было не до детей, она на карьере повернута. Кстати, так рада, что мы разошлись. Говорит, я ее достал, к тому же она убеждена в том, что я люблю другую – далекий идеал из прошлого…
– А на самом деле? – не выдержала Татьяна.
– Так и есть. Ты же знаешь, кого я люблю… Со временем выяснилось, что я безнадежный однолюб, даже стыдно за свою неполноценность и моногамию… Скажи, пожалуйста, как Маша?
– Хорошо. Спектакли, съемки, греется в лучах славы!
– Понятно. – Саша заметно сник. – Ну, собственно, она к этому упорно шла и добилась… Все правильно! – Он поднялся. – Я пойду, мне пора.
Татьяна растерялась, ей хотелось что-то сказать Саше, может быть, остановить, но с другой стороны – не хватать же его за пальто… Вот черт!
Вдруг Саша развернулся:
– У тебя есть водка?
– Есть! – обрадовалась Татьяна.
– Выпьешь со мной? – у Саши был умоляющий взгляд.
Она кивнула.
…А водка – не чай, с водкой разговор пошел лучше, понятно же, что у трезвого на уме, то у пьяного на языке; и у полупьяного, расчувствовавшегося Саши развязался язык. Он рассказал Татьяне, как долго работал «гением пиара» и придумывал «смыслы», и как ушел потом в политику, а оттуда, разочаровавшись, сбежал на телевидение («дебилизатор в масштабах страны!»), и что от этого зомбоящика его уже тошнит, и он бы опять куда-нибудь сбежал, только куда теперь бежать, непонятно… «Стихов я больше не пишу. И не жалко. Потому что я писал плохие стихи. Тексты для певичек иногда пописываю. Так… для спорта. Но все это чушь».
Выпив полбутылки, Саша признался, что всю жизнь любит одну женщину; любовь к ней вошла в него и застряла, как разрывная пуля, и после Маши что-то другое было просто невозможно, но он не сразу это понял, и даже когда понял – пытался противостоять, самонадеянный идиот, жена номер один, номер два и веером любовницы в запасе, и такая тоска и усталость, что хоть волком вой…
– Знаешь, Таня, я часто вспоминаю ваш дом, старые яблони в саду и то ощущение невозможного счастья, которое мне и теперь, оттуда, светит каким-то особенным светом… И ничего в моей нынешней жизни не осталось – жизнь черно-белая, а точнее, серая. А держит, наверное, вот только тот свет…
…Татьяна думала, что же ему сказать, но ничего не приходило в голову, да и что тут скажешь… Хотя… Вот, пожалуй!
– Любишь Чехова, Саша?
Бушуев изумленно переспросил:
– Не понял?
– У Маруси завтра спектакль. «Три сестры». Вот я и спрашиваю – ты любишь пьесы Чехова?
Он уставился на нее во все глаза.
– Таня, ты думаешь, у меня есть шанс?
– Я думаю, что стоит попробовать!
– Спасибо, – просиял Саша.
Он поднял Татьяну на руки и закружил.
* * *
Обычно Маша получала цветы после спектакля, а тут ей в гримерку внесли огромную корзину цветов еще до первого действия. Ее любимые желтые розы. Штук сто.
– Маруся, тебе просили передать! – Звукорежиссер Дима с интересом уставился на Машу. – Вот она, слава, Басманова! Богатые поклонники атакуют со всех сторон!
– Красивый букет, ой, здесь карточка!
Она достала листок, на котором была написана одна-единственная фраза: «Чудо любит пятки греть…»
Сначала Маша засмеялась, а потом заплакала. И когда она вышла на сцену, то в первом ряду сразу угадала Сашу. Угадала, а потом уже увидела.
* * *
В то утро Данилова вызвали к больному – тяжелый случай, понадобилась его консультация. Уходя, он коснулся ее руки, и Полина проснулась.
– Я ненадолго отлучусь, – сказал Данилов.
– Знаешь, а мне сегодня приснилась бабушка, – призналась Полина, – будто она стоит в саду в Березовке, вокруг много сирени, солнца, а бабушка мне улыбается и говорит, что не надо ничего бояться, все будет хорошо! Хороший сон, к добру…
Он поцеловал ее:
– Спи, я скоро вернусь.
…Вернувшись в палату, он окликнул ее, но Полина не ответила. Данилов подошел к кровати и увидел, что лицо жены поразительно спокойно, а на губах застыла улыбка. Он бессильно опустился на кровать рядом с нею…
У него было чувство, что его жизнь, как Атлантида, уходит или уже ушла под воду и он пока не знает, как и что дальше. Надо сообщить в Петербург о смерти Полины. Сообщить… И выбрать какой-то способ сообщения без обратной связи, потому что сейчас он просто не сможет говорить. Наверное, следует попросить медсестру дать телеграмму… Пусть Басмановы простят ему трусость и малодушие, но он не сможет им позвонить. Сегодня – нет… Может быть, завтра…
* *