Поначалу армия Лаберия Максима двинулась прежним путем, следуя равнинной дорогой к реке Рабо, здесь прошлым летом на берегу заложен был лагерь на тысячу человек,[152]но Лаберий Максим не рискнул оставить в чужой земле зимовать такой небольшой гарнизон и отозвал людей из лагеря. Сейчас он оставил здесь одну из когорт Пятого Македонского легиона и ауксиллариев – строить крепость и охранять дорогу. Наверное, где-то в уме старый хитрец держал запасной путь – если не удастся пробиться сквозь Боуты – отправить тогда хотя бы часть армии на север разведанной дорогой и проникнуть в сердце Дакии через перевал в верховьях реки Рабо.

Каждая остановка по пути раздражала Адриана неимоверно. В своих мечтах он первым выходил к Сармизегетузе, и Децебал лично отдавал ему свой фалькс и складывал к ногам волкоголового дракона.

Увы, Адриан знал, что этим мечтам не сбыться. Даже если Адриан первым взберется на стену дакийской столицы, Децебал склонит голову только перед самим императором.

* * *

Не так прост оказался путь к долине Алуте, и не собирался Децебал отдавать равнину без боя.

Почти сразу после переправы через Рабо армию Лаберия Максима встретила дакийская армия под командованием Везины. Скорее всего, даки планировали задержать римлян у старого лагеря и не дать переправиться. Но не успели, неправильно рассчитали время в пути. Думали, что смогут идти в тяжелых доспехах да с оружием с той же скоростью, что и римляне, да просчитались. Для такого марша нужно без труда проходить по двадцать миль в день, после чего остаться свежим и с ходу вступить в бой. И этот бой выиграть. А такое дается лишь путем изнурительных тренировок.

Везина выставил два легиона римского строя, на флангах – конницу. Прямо-таки классическое римское построение. На правом фланге встали катафрактарии – покрытые сплошь чешуйчатыми доспехами воины на таких же закованных в броню конях.

Лаберий Максим поставил против дакийских «легионеров» своих, испытанных. Ауксилларии выстроились на флангах и во втором ряду. Конница тоже встала на флангах. Впереди – панцирники, за ними – легкие нумидийцы.

Контуберний Куки вообще не был в построении – все восемь «быков» находились при штабе наместника. Пять дней назад их отправили в разведку, именно они заметили идущую навстречу римлянам армию Везины. Получив это донесение, Лаберий Максим не стал задерживаться на правом берегу Рабо, римляне успели переправиться и теперь встречали даков там, где варвары не рассчитывали.

Битва вышла недолгой. Римские шеренги двинулись в атаку. Даки же, еще не умевшие четко держать строй, ждали их на месте. Но ждали недолго. Захваченные азартом битвы, они вразнобой ринулись вперед и, разумеется, тут же сломали построение. Удар римлян лишь увеличил разрывы. В проломы тут же устремились ауксилларии. Дакийское ополчение из второго ряда, без доспехов, с одними фальксами пыталось сдержать наступавших, но после первого удара побежало. Неожиданно даже для римлян катафрактарии, практически не вступив в битву, развернулись и ринулись наутек. Римская панцирная конница тут же устремилась в погоню за ними, а кавалерия Лузия Квиета – за ополчением. Нумидийские всадники на конях без седел, управлявшие низкорослыми лошадками лишь с помощью нагрудных ременных петель, настигали и разили беглецов. Резня шла до самой темноты.

Несколько дакийских центурий, созданные на манер римских, бились отчаянно. Даже после того, как строй проломили, они попытались построиться в круг и дать отпор. Одним из таких осколков центурии командовал светловолосый дак, обряженный в шлем в виде раковины и стальную лорику, почти точную копию легионерской. Для серьезного сражения ему не хватало выучки, но силы и решимости парню было не занимать. Из его людей никто не сдался, все полегли.

Потом, когда все уже кончилось, и капсарии стали обходить поле, этого дака нашли еще живым. Легионеры, что помогали капсариям, не стали его добивать и принесли в лагерь. Четыре глубоких раны перевязал медик на теле пленника. Правда, лорика защитила грудную клетку и живот – и раны пришлись на руки и ноги.

Адриан лично зашел поглядеть на героя. Бешеная ярость среди даков – не редкость, смелости им не занимать, но этот парень явил просто-таки чудеса мужества. Сейчас светловолосый дак лежал подле какого-то легионера с перевязанной правой рукой.

– Он выживет? – спросил Адриан.

– Возможно, – ответил медик, смывая губкой кровь с перепачканных рук. – Парень крепкий.

– Спроси, как зовут его, – приказал Адриан Декстру.

– Ремокс… – послышалось в ответ – похоже, раненый понимал, о чем речь, и без помощи переводчика.

– Отправьте его вместе с римскими тяжелоранеными в крепость на Рабо.

– Что ты собираешься с ним делать? – спросил Декстр.

– Пока ничего. Как взятый с оружием, он станет рабом. А там посмотрим… Кстати, а где командующий дакийской армией? Его не нашли среди убитых или раненых?

Декстр отрицательно покачал головой.

– Никто не видел, как он бежал?

Опять отрицательный жест Декстра.

– Странно, – пробормотал Адриан.

* * *

Дальше, вплоть до самой Алуты римляне шли беспрепятственно.

На плодородной равнине повсюду зеленели лоскуты полей, на всхолмиях стояли обнесенные частоколом небольшие деревушки – землянки и полуземлянки, крытые дранкой. Обычно холм выбирался такой, что подойти можно было лишь с одной стороны, – и этот подход отгораживали частоколом. Взять такую деревушку римской армии не составляло труда, но, если торчать возле каждого поселения хотя бы по дню – дело далеко не продвинется. Быть может, в прошлом году армия и наступала слишком медленно, поскольку старалась сжечь и разрушить все на своем пути.

Теперь же вперед высылали гонцов с переводчиками – с приказом не оказывать сопротивления.

Зачастую вожди общин являлись к Лаберию Максиму прежде, чем армия вступала на их земли, – старики кланялись в пояс, подносили дары, умоляли не отбирать последнее, а получив заверения в безопасности, начинали торговаться, сколько проса и ячменя, сколько скота какая община должна выдать римской армии. В этих местах, открытых с юга, востока и северо-востока, привыкли к набегам. Племена постоянно сражались друг с другом, каждый раз в горы не убежишь – далеко, да и там не больно радостно встречали людей из долины. Так что крестьяне как налог отдавали грабителям часть проса и ячменя, поили вином и пивом незваных гостей. Ничего страшного, плодородная земля долины Алуты щедро возмещала потери. В льстивых речах вожди заявляли, что никогда и не считали Децебала за своего царя. Мало ли что царские слуги именуют его полубогом, а по-гречески – даймоном. Его земля – там, за гребнями неприступных гор, где берет свое начало щедрая Алута. Тот горный край после гибели Буребисты один и остался во владениях дакийских царей. А нижние земли им уже лет сто не принадлежали.