Пятого июня 1667 года П. Делагарди доставил Кристину на пристань Хельсингборга, где она взошла на борт судна и отчалила от берега Швеции, чтобы никогда больше туда не возвращаться. Граф Понтус написал в Стокгольм: «Ни разу в жизни мне не доводилось испытывать такое напряжение, как во время этой бешеной скачки по буеракам. Одна лишь королева Кристина выглядела так, как будто проделала самую комфортабельную поездку».

На пути до Норрчёпинга и обратно Кристина принимала шведов, жалующихся на плачевное состояние страны и народа. Бывшие подданные ещё не забыли свою королеву (чего, собственно, и опасались опекуны). И хотя им при ней жилось не очень сладко, но несравненно лучше, чем теперь. Ну а стокгольмские власти могли быть довольны, хотя и приняли оскорблённый вид, обвиняя Кристину за срыв визита. Пустили слух, что королева планировала выйти замуж за овдовевшего Яна Казимира, но официальной пропаганде мало кто верил: всем было ясно, что королеву специально выставили на позор и посмешище.

Своё зло королева сорвала на невинном Адами. Тот прислал из Стокгольма письмо Маккиати для пересылки Аззолино, в котором упрекал Кристину в том, что она, ради интересов дела, не пожертвовала своим священником. Королева, прочитав письмо, обозвала его автора земляным червём, вознамерившимся давать советы королям. «Достойная награда» верному слуге! Адами сделал также донос на проворовавшихся дель Монте и Сантини, но Кристина не стала вершить над ними свой суд, а выслала обоих в Рим, чтобы там с ними занялся Аззолино. Потом она с удовлетворением узнала, что кардинал во всём разобрался и простил обоих. Ведь наказывать воров было бесполезно!

Королева, в жилах которой текло более три четверти немецкой крови, на обратном пути вновь обрушилась на немцев с уничижительной критикой: «Лучше быть еретиком, чем немцем. Из еретика может ещё получиться католик, а из бестии ничего разумного никогда не выйдет. Будь проклята эта страна и глупые бестии, которых она производит на свет!» Ей прописали молочную диету, и она выбрала козье молоко («ослов здесь можно видеть лишь двуногих»). На приём к ней напросился ландграф Вильгельм Кристофер Гамбургский, но вместо него явился слуга и заявил, что граф перепил и лежит больной. Кристина тут же отреагировала: «Как и всё в этой стране, пьяное даже солнце». Она пишет Аззолино, чтобы для трёх немецких кардиналов, приехавших в Рим на конклав, приготовили побольше вина, так как они втроём выпьют за день больше, чем всё собрание кардиналов за весь период конклава. Когда ей предложили новый метод лечения — добавить в свои вены кровь другого человека, она саркастически заметила: «Изобретение отличное, но я боюсь им воспользоваться, потому что опасаюсь превратиться в овцу…»

Обвинения в адрес немцев явно надуманные: пьянство процветало в это время во всех странах, и Швеция нисколько не отставала в этом отношении от Германии и даже шла впереди.

Возвращаться в Рим было рано: из Гамбурга хоть как-то можно было влиять на ход решения её вопроса в Швеции, где продолжал действовать Адами, а предпринимать что-либо из Рима было просто бесполезно. И она осталась в Гамбурге.

Сидеть без дела она не умела и написала Бурдело, чтобы он прислал ей медицинскую литературу по вопросам переливания крови. Она также приблизила к себе алхимика, сектанта и чернокнижника Франца Борриса и под его руководством стала проводить поиски «философского камня». Поскольку Боррис был приговорён инквизицией к смерти, связь королевы с ним была крайне нежелательна и для Ватикана, и для Аззолино, так что под их давлением она была вынуждена отпустить его восвояси[131].

В начале 1668 года в Стокгольме, наконец, созвали риксдаг, и у королевы появилась некоторая надежда на то, что с его помощью ей удастся оказать на опекунов давление и решить свой вопрос раз и навсегда. Она было засобиралась снова в Швецию, готовая пожертвовать священником и пойти на другие уступки, но риксдаг обнаружил, что… казна пуста. Аззолино был категорически против её поездки в Швецию, полагая, что, кроме оскорблений и унижений, ничего хорошего её там не ожидает. И тогда она вместо себя направила в Стокгольм некоего померанского дворянина Бернарда фон Розенбаха. Ей в голову пришла «грандиозная мысль» отказаться от всех своих доменов в пользу Шведского государства и попросить взамен в полное распоряжение епископство Бремен и Верден. Бременцы с самого начала своей вассальной зависимости от Швеции[132] проявляли удивительную строптивость, и шведским солдатам приходилось несколько раз подавлять их восстания.

Розенбах прибыл в шведскую столицу в конце июня 1668 года, когда уже заседал риксдаг. И сразу после этого как ни в чём не бывало началась оживлённая переписка между опекунским советом и королевой. Причина лежала на поверхности: риксдаг был возмущён действиями опекунов и отменил их указ, так что Кристина при желании могла бы теперь снова поехать в Швецию.

Идея о передаче Кристине Бремена сначала в Стокгольме понравилась, и уже начались по этому поводу переговоры, но снова всё «испортила» сама королева. Оказалось, в её планы входило полное владение Бременом со всеми вытекающими отсюда последствиями: чеканкой собственной монеты, свободой вероисповеданий и правом представлять Бремен на съездах Священной Римской империи. Даже если бы Стокгольм и согласился с требованиями королевы, то сделать это не позволили бы условия Вестфальского мира: протестантским городом мог править только протестантский князь. Из-за рецидива «неаполитанского синдрома» проект ушёл в песок.

Сидя в Гамбурге, Кристина умудрялась заниматься благотворительностью и раздавать последние деньги учёным, писателям и философам. Паскаль, Торричелли, Глаубер, Борелли вступали с ней в переписку и получали в ответ похвалу и помощь. Несмотря на упадок сил и настроения, она проявляла прежний интерес ко всему, что происходило вокруг неё и вообще в мире. Её информаторы сидели во всех столицах Европы и исправно сообщали ей самые важные и интересные новости.

Наконец Розенбах известил её, что риксдаг закончил свою работу и рассмотрел вопрос Кристины в целом. Принятое депутатами решение содержало и плюсы, и минусы, но в принципе Кристина осталась им довольна. Главное, что наконец-то должны были пойти деньги. Только позже она узнает, что и риксдаг, следуя политике своего правительства, раз и навсегда запретил ей приезжать в Швецию. Впрочем, этот запрет больше её не волновал.

Пребывание в Гамбурге прервалось известием о смерти папы Александра VII. Кристине было отнюдь не безразлично, кого выберут в преемники, и она вступила в оживлённую переписку с Аззолино по этому вопросу. Аззолино выборы нового хозяина Ватикана касались напрямую: при новом папе он мог не удержаться на своём посту. В письме кардиналу Кристина сетует на то, что на этот пост часто выбирают людей недостойных: «Сколько церковных богатств, доставшихся ценой пота и крови бедных, служат лишь роскоши и употребляются ничтожными людишками на то, чтобы насытить борзых собак и поддержать каких-нибудь скандалистов и подлецов, в то время как некоторые верующие подыхают с голода…» По-видимому, к подыхающим с голода верующим она относила и себя.