Не был в первые дни войны, как утверждает Радзинский, особенно близок к И. В. Сталину Василевский. До начала августа 1941 г. Василевский только один раз на станции метро «Кировская» видел И. В. Сталина. Об этом он пишет в своих воспоминаниях «Дело всей жизни».

С именем Василевского связана и неточность в процитированных Радзинским воспоминаниях Чадаева: «В завершение по телефону он позвонил заместителю начальника Генерального штаба Василевскому…» Не звонил И. В. Сталин 24 июня заместителю начальника Генштаба Василевскому. По той причине, что эту должность занимал Ватутин. Но если «историк» Радзинский «назначил» Жукова наркомом обороны СССР, на должность, которую после Тимошенко занимал сам И. В. Сталин, то назначить первого заместителя начальника Оперативного управления Генштаба Василевского на должность заместителя начальника Генштаба для него совсем уж плевое дело. Но не для бывшего управляющего делами Совнаркома СССР.

И еще одна небольшая иллюстрация приемов Радзинского. Не знаю, зачем ему потребовались записки Чадаева. Может быть, потому что в воспоминаниях Молотова, Жукова, Микояна нет «фактов», которые нужны драматургу? Возможно. Но для этого Чадаева надо было сделать очевидцем тех разговоров, что велись в кабинете главы Правительства. Что Радзинский и делает, уверяя читателей книги, что в первую военную ночь Чадаев находился в кабинете И. В. Сталина. Далее Радзинский сообщает, что И. В. Сталин поручал Чадаеву вести краткие записи всех заседаний Правительства и Политбюро, проходивших в его кабинете. Отсюда читатель должен сделать вывод, что все записи Чадаева — это вмешательства очевидца. Однако — вот штука! — ночью и утром 22 июня Чадаев в кабинет председателя Совнаркома даже не заходил. Это прямо следует из его интервью Куманеву.

Но и от себя Радзинский описывает в виде комментария, как встретил войну И. В. Сталин. И вот как он это делает. Чадаев пишет (допустим, что это он пишет): Тимошенко доложил, что «нападение немцев следует считать свершившимся фактом». Затем драматург живописует, с каким трудом говорит И. В. Сталин. Наконец, он предлагает Молотову связаться с Берлином и немецким посольством. Душевед-драматург комментирует: «Он еще цеплялся за надежду: а может, все-таки провокация!» Это самый излюбленный прием Радзинского: объяснять, о чем думал в тех или иных обстоятельствах И. В. Сталин. Молотов и Жуков говорят лишь об указании И. В. Сталина позвонить в посольство. А Микоян вообще умалчивает об этом эпизоде. Ну, даже если И. В. Сталин и сказал, что надо связаться с Берлином, то что из этого следует? Ведь глава Правительства еще действительно не знает, что началась именно война, а не какие-то крупные провокации.

Далее Чадаев пишет: «Политбюро утвердило обращение к советскому народу. В 12 часов его зачитал Молотов». Душевед тут же комментирует: Ом выставил Молотова вперед; он подписывал пакт — пускай и расхлебывает. А пока вместе составляют обращение к народу — два партийных журналиста…». «Оба» они ничего не «составляли». Обращение писал Молотов. И это Радзинскому известно, так как ниже цитирует Молотова из книги Чуева, который рассказывает автору, как писалось и редактировалось обращение. А главное, душевед вновь знает, почему И. В. Сталин не стал выступать 22 июня. Конечно, историк Радзинский, получающий, как и другие «демократы», политическое образование на кухне, не в состоянии понять мотивов сталинского решения, хотя и знает о них. Но драматург Радзинский не может не видеть разницы между выступлением Молотова 22 июня и выступлением И. В. Сталина 3 июля. И не может не помнить, что с такой речью 22 июня И. В. Сталин выступить не смог бы.

Когда я читаю и слушаю всех этих радзинских, у меня из головы не выходит один и тот же вопрос: действительно ли они своими убогими мозгами не могут понять, что люди, о которых они пишут и говорят, сознавали свою ответственность за судьбу социалистического государства, за судьбу советского народа и думали о том, как противостоять врагу, а не о сверхличных интересах? Или все и всё понимают?

«Страна ждет выступления всезнающего бога, а бог пока молчит, ждет, — объясняет Радзинский читателям, — что будет на фронтах. И подыскивает первых виновных». Ну да, хороших вестей с фронтов нет, делать руководителю партии в главе правительства нечего, и он, пользуясь затишьем, думает, на кого же это свалить вину за первые поражения. Через 8 строчек Радзинский сообщит читателям: к вечеру И. В. Сталин нашел первого виновного — командующего Западным фронтом Павлова. Как же об этом узнал душевед? Да опять же из воспоминаний Чадаева. Вечером И. В. Сталин (между прочим, вечером он был на даче, что, и управляющего делами он взял с собою? — Авт.) «гневно выражал недовольство действиями командующего фронтом». Ну и что? Драматург понимает, что критика И. В. Сталиным Павлова — призрачное основание для его вывода. Надо что-нибудь повесомее. У Радзинского это «повесомее» тут же находится. Он цитирует рассказ Чадаева о докладе Тимошенко, смысл которого в том, что на Западном фронте совсем плохо, уничтожена едва ли не вся авиация Красной Армии. «Это чудовищное преступление. Надо головы поднимать с виновных», — говорит в записках Чадаева И. В. Сталин. «И тут же, — пишет Чадаев, — поручил НКВД расследовать это дело». Далее драматург пишет от себя: «Двенадцатичасовой рабочий день закончился в 17.00. Последним из кабинета вышел Берия — видимо, после обычных решений: виновных расстрелять».

Вот такую мрачную картину рисует драматург. Только Чадаев не мог написать, что И. В. Сталин дал поручение НКВД «расследовать это дело». Радзинский мог. Все эти радзинские, вбивая в сознание советских людей, а теперь граждан России представление о Советском Союзе времен И. В. Сталина как государстве беззакония, правового беспредела, в котором законом были лишь приказы узурпатора, похоже, все-таки и в свои умишки забили эту чушь.

Не мог честный Чадаев припасать И. В. Сталину то, что он не мог сказать. Дело в том, что еще 8 февраля 1941 г. Особые отделы Главного управления государственной безопасности НКВД СССР Постановлением ЦК ВКП(б) и СНК СССР были ликвидированы, а их функции переданы Третьем управлению НКО и НКВМФ СССР. Поэтому И. В. Сталин не мог поручить НКВД или лично наркому Берии «разбираться» с командованием Западного фронта. О чем и свидетельствует постановление заместителя начальника следственной части 3-го управления НКО СССР Павловского об аресте Павлова. Постановление утверждено наркомом обороны маршалом Тимошенко 6 июля 1941 г. (на самом же деле это не так — оно было подписано лично Г. К. Жуковым, и он же упек за решетку, а затем и довел до расстрела чуть ли не все командование Западного франта, что было обусловлено очень специфическими обстоятельствами в стратегическом «предвидении начала войны самим Жуковым, о чем речь еще впереди, уважаемый коллега Горяченков, к сожалению, упустил из виду, что с 03.02 по 17.07.1941 военная контрразведка находилась в подчинении НКО СССР, т. е. тем же Жукову и Тимошенко; кстати, как убедимся из дальнейшего анализа, за день до изъятия системы особых отделов из НКО и передачи их вновь в НКВД Жуков и Тимошенко уже письменно готовили на плаху голову также и командующего Юго-Западным фронтом Кирпоноса! — А. М.).

У Радзинского вообще не было никаких оснований, кроме патологического неистребимого желания бросить лишний комок грязи в И. В. Сталина, убеждать читателей в том, что он оскал 22 июня виновных. Все, что известно, говорит о том, что И. В. Сталин был озабочен одним: помочь Павлову в руководстве войсками. 22 июня он направил в Минск высокочтимого им маршала Шапошникова, но, к сожалению, маршал заболел и ничем не смог помочь Павлову (это не так, Шапошников помог, но Павлов проигнорировал его помощь. — А. М.). Поэтому 26 июня И. В. Сталин отзывает Жукова с Юго-Западного фронта и поручает ему вместе с Тимошенко и Ватутиным подумать, «что можно сделать в сложившейся обстановке». В 10 утра 27 июня Жуков передает в штаб фронта соответствующий приказ Ставки. Рано утром 30 июня Жуков вновь дает указание Павлову, что должны предпринять войска фронта для отражения немецкого наступления. Бесполезно, наши войска отступают… И только тогда И. В. Сталин приказывает Жукову отозвать Павлова в Москву. На следующий день его отстраняют от командования фронтом. Но очевидно, что и в те дни ни И. В. Сталин, ни члены Политбюро еще не приняли решение о привлечении Павлова к уголовной ответственности. Напомню, что постановление о его аресте было подписано и утверждено лишь 6 июля.