На этой дате временно, на два дня обрываются записи в «тетради посетителей сталинского кабинета. Этот перерыв вдохновил клеветников на новые инсинуации. Вероятно, первым эту клеветническую жилу стал разрабатывать доктор двух наук — философии и истории, трехзвездный генерал Волкогонов, который 38 лет прослужил в Советской Армии, от лейтенанта дослужился до генерал-полковника. После окончания военного училища он получил должность инструктора по комсомольской работе политуправления Приволжского военного округа. И с 1954 года по 1988 год занимался «коммунистическим воспитанием солдат и офицеров Советской Армии, ни одного дня за эти годы не прослужив на должностях, связанных непосредственно с работой с личным составом. И писал. И как писал! «…самые великие герои в человеческой истории — вожди мирового пролетариата». Это в 1985 году. А в 1987 году, в книге «Оружие истины»: «Подлинными Прометеями разума стали классики научного социализма К. Маркс, Ф. Энгельс, В. И. Ленин. Зарница их мысли открыла и высветила… пути освобождения трудящихся от социальной несправедливости…» Разве обычный философ мог написать такие строчки? Это поэт среди философов!

Года через три доктор философии и истории объявил, что принялся писать «честную книгу» о В. И. Ленине. И написал, даже в двух томах. В одном из которых признался читателям, что его всегда поражала способность Ленина к бездумному экспериментированию, имея на руках как предмет бредовых идей классы, государство, народы, армию». О том, как в двух томах этот приспособленец «разоблачал» В. И. Ленина, можно написать два тома, разоблачающие методы и способы клеветы, которой Волкогонов занимается на протяжении сотен страниц. И хотя это выходит за тему заметок, однако дать несколько штрихов к портрету сего «исследователя» деятельности И. В. Сталина мне показалось необходимым.

Надо сказать, что клеветой на И. В. Сталина Волкогонов промышляли в годы советской власти. Перед самым разрушением СССР он в Академии общественных наук защитил докторскую диссертацию «Сталинизм: сущность, генезис и эволюция». Видимо, «открытия», которые философ сделал на ниве истории, стали основой для его вышедшей а 1989 году книге о И. В. Сталине «Триумф и трагедия». Однако ни книга, ни тем более диссертация не имели широкой аудитории. Ее он получил, став научным комментатором фильма «Монстр», показанного по российскому телевидению в декабре 1992 гада. Тогда не один десяток миллионов граждан России и ближнего зарубежья узнали новые подробности якобы постыдного поведения вождя в первые дни войны.

Но ученый генерал принял в расчет, что после публикации в «Известиях ЦК КПСС» тетрадей посетителей» морочить головы баснями о том, как И. В. Сталин скрылся на Кунцевской даче, узнав о начале войны, доктору двух наук нельзя. Это ложь легко разоблачалась. Однако за 29 я 30 июня записей в них не было. Этим обстоятельством Волкогонов и воспользовался. Он объявил, что И. В. Сталин, узнав о сдаче 28 июня немцам Минска, устроил разгон высшему военному руководству, а затем скрылся на даче: впал в прострацию. И «очнулся» — в этом месте Волкогонов сослался на рассказ неназванного им члена Политбюро — только 30 июня, когда к нему пришли члены Политбюро с просьбой занять пост председателя Государственного комитета обороны. Волкогонов, со слов этого неизвестного члена Политбюро, рассказал телезрителям, что соратники застали И. В. Сталина подавленным, растерявшимся, решающим, что они приехали его арестовывать.

Составители уже упоминавшегося «Сборника документов» отметили, что Волкогонов не счел нужным сообщить, откуда он почерпнул эти сведения, кто этот таинственный член Политбюро? Действительно, дважды ученый умалчивает об источнике крайне важной информации. Почему бы это?

Есть два члена Политбюро, которые якобы были свидетелями растерянности и страха И. В. Сталина и рассказали потом об этом другим: все тот же Хрущев и Берия — вроде бы он сообщил Хрущеву о поведении И. В. Сталина. Конечно, для Хрущева, по инициативе которого Берию быстренько отправили на тот свет, бывший приятель был надежным источником. В том смысле, что опровергнуть с того света ничего не мог.

У Хрущева этот эпизод хронологически изложен неопределенно. «Когда началась война, Сталин был совершенно подавлен… Он сказал: «Я отказываюсь от руководства». В какой-то момент, по словам Л. Берии, «ушел, сел в машину и уехал на ближнюю дачу». «Мы посовещались с Молотовым, Кагановичем, Ворошиловым, — пересказывает Хрущев Берию, — и решили поехать к Сталину и вернуть его к деятельности с тем, чтобы использовать его имя и его способности в организации обороны страны». И. В. Сталин при виде соратников испугался, вероятно, «подумал, не приехали ли мы его арестовывать…» Соратники стали убеждать вождя, что еще не все потеряно, что еще есть возможность поднять народ на борьбу с Гитлером, «…тогда Сталин вроде опять пришел в себя» (эго опять-таки абсолютная ложь Хрущева, которая разоблачается в мгновение ока: этот, к сожалению, недобитый троцкист в начале войны находился на Украине и ничего о том, что происходило в Кремле, не знал и знать не мог! Зато на Украине в начале войны сделал все, чтобы и без того страдающее от войны мирное население погибло бы еще до оккупации гитлеровцами, за что получил очень резкий разнос со стороны Сталина; мы еще вернемся к этому — А. М.).

Практически невероятно, чтобы Берия мог рассказать Хрущеву эту байку. Такой разговор мог произойти лишь в марте — июне 1953 г., а до беспредельной, безнаказанной и выгодной для лжецов клеветы на И. В. Сталина еще несколько лет. Берия, может быть, и организовал убийство И. В. Сталина, но как он мог его порочить? Ведь в те месяцы он все еще вождь не только для Молотова или Кагановича, но и для Хрущева (уважаемый коллега Горяченков, к сожалению, и тут погорячился — к убийству Сталина Берия отношения не имел, но имел прямое отношение к расследованию этого преступления и уже на ранних его стадиях явно знал, что убийство организовал именно Хрущев при помощи министра госбезопасности Игнатьева, сразу же после запроса санкции на арест которого 25 июня 1953 г., Берия сам был застрелен в своем же доме днем 26 июня 1953 г. военными во главе с Жуковым, устроившим под общим руководством Хрущева государственный переворот. — А. М.).

Независимо от того, продумал ли Хрущев разговор с Берией, у Волкогонова на него сослаться возможности уже не было. «Когда началась война», И. В. Сталин никуда не уезжал, после публикаций «тетрадей посетителей» так врать было опрометчиво. Поэтому-то он и сослался на безымянного члена Политбюро.

В середине 90-х гг. на авансцене исторической науки появился еще один «исследователь». В историки переквалифицировался драматург Радзинский, написавший книгу, которую непритязательно назвал «Сталин». Как и Волкогонов, он использовал ее в цикле телевизионных передач, прошедших по первому каналу осенью — весной 1996 — 1997 гг.; писатель Бушин назвал их «Театром одного павлина».

Разумеется, новоявленный историк не мог пройти мимо событий последних дней июня 1941 г. Описывает он их с помощью, как утверждает, обнаруженной им в секретном фонде Архива Октябрьской революции рукописи Чадаева и своих комментариев к ней. Воспоминания Чадаева якобы помогли Радзинскому понять поведение И. В. Сталина. Но в цитируемых Радзинским строчках из «засекреченных» воспоминаний Чадаева нет никакой информации, которая не была бы известна из других источников. Однако в них есть весьма подозрительные ошибки. И поэтому у меня вызывает сомнение само авторство Чадаевы. В цитируемых воспоминаниях есть, например, такая неточность. Невежественный драматург ее мог допустить, а человек, проработавший с И. В. Сталиным много лет, привыкший к тому, что в документах нельзя допускать неточности, небрежности, не мог. Я называю Радзинского «невежественным» не для того, чтобы его как-то оскорбить. Он такой и есть. Ну какой историк, нет, какой мало-мальски грамотный человек может написать а Радзинский написал: «Вместо Тимошенко Сталин делает наркомом Жукова. Не «делал» И. В. Сталин Жукова наркомом никогда.