Для Венеции XIV век был трудным, может быть, самым трудным за всю историю. Начался он двумя попытками переворота: Марино Бокконио и, более серьезно, Баймонте Тьеполо. В середине столетия случилась третья, когда старик Марино Фальеро опозорил и республику, и звание дожа, за что и заплатил остатком своей жизни. Вскоре после этого подозрительные обстоятельства правления Лоренцо Челси еще больше подорвали престиж дожа. За пределами города мятежи происходили на Крите, в Триесте и в других местах. Была потеряна Далмация. Последующие пятьдесят лет продолжалось вооруженное соперничество с Генуей. Итальянские соседи Венеции — Скалигери, Висконти и Каррара — не давали республике передышки. Начиная с 1348 года каждые несколько лет «черная смерть» производила такое опустошение в городе, что память о ней останется в веках.

Несмотря на все это, Венеция достигла многого. Для начала она утвердилась на terra firma. С падением дома Каррара ей достались значительные владения на суше, от Тальяменто на востоке до берегов озера Гарда на западе, от Адидже на юге до холмов у Бассано на севере. Позднее материковые владения еще более разрослись, и за исключением короткого периода в начале XVI века они серьезно уже не уменьшались до самого конца существования республики.

К 1400 году у венецианцев не оставалось сомнений в статусе их государства — могучей европейской державы. Они уже знали, каково защищать протяженные, порою нечетко определенные границы от предательских нападок соседей, знали, во что обходится содержание наемной армии. С другой стороны, появились очевидные преимущества в виде высокого престижа и огромного влияния, приносившие свои плоды не только в Италии, но по всему континенту, где многократно выросли обороты венецианской торговли. Это влияние поддерживалось и тем стратегическим превосходством, которое получила Венеция над всеми своими соперниками — для любого из них она стала неуязвима.

Но, несмотря на свое новое положение сухопутной державы, Венеция принадлежала морю. Благодаря морю, 3300 кораблям и 36 000 мореходов (столько насчитывалось к началу XIV века) добывала она свои богатства и оберегала их. Больше ни один из крупных итальянских городов не мог похвалиться тем, что на протяжении более тысячи лет им ни разу не овладел враг. Ни один не мог похвалиться таким богатством, или, скорее, такой способностью к восстановлению, чтобы при разрушенной экономике и разоренной войнами казне быстро и полно восстанавливаться, повергая в изумление врагов. Это выглядело как магический фокус, но повторялось снова и снова. Однако Венеции не удалось бы проделать этот фокус, не будь у нее такого уникального положения. Она располагалась не только ближе, чем любой из ее соперников, к рынкам Востока, этим источникам роскоши, которую Европа, единожды распробовав, жаждала все больше и больше. Сам факт того, что море было, буквально, ее домом, обязывал к такому владычеству на море, которого соперники если и достигали, то ненадолго. Вообще говоря, многие годы Венеция отличалась более быстрым и качественным кораблестроением, более искусным мореходством и более быстроходными кораблями, чем кто бы то ни было.

И наконец, после падения Генуи венецианские купцы вели самую успешную торговлю. К концу XIV столетия не нашлось бы нужного товара, который в достаточном количестве не перевозили бы венецианские суда. На юг и восток шла древесина с гор Гарца и металлы с рудников Богемии, на север и запад — индийские специи, потом к ним прибавился хлопок из Малой Азии и Леванта и все большие объемы сахара, которым никак не могла насытиться Европа. Хлопок везли из Сирии с XI века, но теперь он появился на Крите и на Кипре, где Федерико Корнаро с таким размахом начал его выращивать, что его семейство за несколько лет стало богатейшим в Венеции. Два эти острова вместе с частью Мореи прославились производством сладкого, крепкого вина, известного как мальвазия (по названию порта Монемвазия, откуда по большей части его вывозили), которое с такой охотой поглощали англичане и их соседи из стран Северной Европы. В 1330-х годах появился некоторый постоянный стандарт для этого вина, и венецианские купеческие галеры везли его в Англию, где меняли на английскую шерсть. Ее везли во Фландрию, где взамен шерсти грузили на суда кипы одежды фламандского производства — отличного качества шерстяные плащи и платья, продавать которые можно было по всей Европе и даже в Леванте. Этот торговый треугольник приносил такую прибыль, что в 1349 году его национализировали и превратили в государственную монополию.

С течением столетия другие отрасли становились менее прибыльными. В частности, постоянная торговля с Русью пришла в упадок в 1360-х годах, когда путь караванам к Черному морю преградила война с севера и востока, в землях, занятых монголами. Через тридцать лет, когда Тамерлан разрушил поволжские города, служившие перевалочными пунктами на торговом пути, черноморская торговля прекратилась совершенно. Ценные меха на южных рынках стали редкостью и, следовательно, подорожали. Работорговля, однако, продолжалась. Несмотря на многочисленные эдикты, которые издавал папа, и некое подобие пилотных законов, издававшихся в самой республике, начиная с закона дожа Орсо Партечипацио, выпущенного в IX веке, работорговля в Венеции не переставала процветать. Сравнительно немного негров из Западной, Восточной Африки и Сахары продавались на невольничьих рынках Сан Джордже и Риальто арабским купцам за золото и слоновую кость. Подавляющее число рабов было из христиан с Кавказа — грузин, армян, черкесов и других пленников и пленниц татар, проданных в черноморских портах. Большинство из них становилось домашней прислугой, телохранителями и наложницами в Египте, Северной Африке и при османском дворе. Некоторые удостаивались попасть в армию мамелюков, самую сильную в Египте с XIII века до самого прихода Наполеона, в ряды янычар или в евнухи султанского дворца. Другие покупались зажиточными итальянскими семействами Тосканы или Северной Италии. Прочие, наименее удачливые, заканчивали свои дни на огромных плантациях Крита и Кипра, где Федерико Корнаро основал экономику производства сахара целиком на использовании рабского труда.

Нужно ли говорить, что Венеция получала со всего этого немалый барыш? Но была еще одна область рынка, в которой Венеция выступала не столько как посредник, сколько как основной потребитель. Это был рынок зерна. На горьком опыте венецианцы усвоили, что при закупках товара жизненной необходимости нельзя рассчитывать только на один регион. Засуха или потоп может вызвать неурожай. Мятеж или народные волнения могут нарушить торговые связи. Даже если погодные и политические условия благоприятны, всегда могут напасть какие-нибудь пираты. Поэтому венецианцы заботились о том, чтобы иметь под рукой множество разнообразных поставщиков, и груженные зерном корабли шли в Адриатическое море как с привычных житниц Сицилии и Апулии, так и из Анатолии и даже с Черного моря.

Со своей стороны Венеция располагала только одним продуктом для экспорта, не считая излишков товара, время от времени производимого мануфактурами. С первых дней своего существования республика ревностно оберегала свои соляные копи в долине и дельте реки По и, если приходилось защищать их силой оружия, никогда не медлила. Шло время, и потребность Европы в соли росла, теперь уже приходилось везти ее из Далмации, Кипра, откуда-то еще, но свои копи по-прежнему оберегались с почти суеверным усердием и продолжали приносить немалый доход.