Короче говоря, основной целью был праздник, а не изъявление покорности. Все три города подчинились Венеции, хоть и по-разному, но добровольно. Хотя дож избегал делать в своих речах упор на покровительство Венеции, он поздравил веронцев словами Исаии: «Народ, ходящий во тьме, увидит свет великий».[175]

В соглашении пояснялось, что Венеция, насколько возможно, стремится сохранить местные институты власти. Такие вопросы, как налогообложение, судопроизводство и рекрутские наборы, понятно, Венеция оставляла в своей компетенции, решая их через военных и гражданских правителей, ответственных перед сенатом и Советом десяти соответственно. Но важно то, что гражданский правитель (ректор) каждого города должен был чтить старые гражданские законы. В Виченце он даже подчинялся избранному комитету из восемнадцати горожан, обязанных поправлять его, когда его решения противоречили традиционным законам города. В Вероне, где за время правления Скалигери механизм управления был сильно нарушен, создали по венецианскому образцу Большой совет из пятидесяти человек, избираемых ежегодно, и орган исполнительной власти из двенадцати человек. Еще венецианцы совместно с веронцами создали прекрасную систему образования, при которой дети бесплатно обучались в начальной школе и бесплатно готовились профессора права, гуманитарных наук и медицины. Их обучение оплачивалось из муниципального фонда, собираемого за зимние месяцы на поддержку научных изысканий и освобожденного от налогов. Кроме того, врачи были обязаны оставаться в городе в случае эпидемии чумы и даже в обычное время до тех пор, пока не вылечен каждый пациент. Такие меры приняли, чтобы снизить количество внезапных смертей больных, не знающих заранее о серьезности своего положения и не успевших привести в порядок свои дела. Теперь врачам следовало предупреждать больного о возможной смерти.

Интерес венецианцев к образованию и медицине передался и гражданам Падуи, так что их университет, старейший после Болоньи в Италии, получал ежегодное пособие в 4000 дукатов и возможность иметь дополнительный доход. Поскольку город был гораздо богаче Виченцы и Вероны, он, в отличие от них, обязался оплачивать половину содержания ректора. Со своей стороны, Венеция обязалась не вводить новых налогов, защитив падуанское производство вина и одежды, а в 1408 году построила на главной площади Падуи что-то вроде здания клуба, «где венецианские и падуанские граждане, люди доброй воли, могли бы встречаться и общаться ради укрепления взаимной любви и доверия». Когда через 12 лет этот палаццо Комунале уничтожил пожар (вместе с ним, к несчастью, погиб городской архив), прекрасная замена этому зданию была построена исключительно на деньги республики.[176]

Однако пока проходили все эти изъявления дружеских чувств, Венеция оставалась настороже. Двое молодых сыновей Франческо Новелло Каррара бежали. Это семейство так прославилось, что нельзя было не ждать от них нового заговора и попытки вернуть власть. Попытка отправить их в изгнание не удалась, и венецианцы назначили цену за их головы, как назначили недавно за двух выживших потомков Скалигери. Теперь в Падуе стремились уничтожить все, что связывалось с правлением Каррара. Былых друзей и дальних родственников изгоняли из города. Один из глав Совета десяти создал в Падуе особую службу, проверявшую книги и документы на предмет ценных упоминаний и свидетельств. Ничего полезного не нашли, но исследуемые документы вывезли в Венецию и там аккуратно разложили по полочкам. Вдруг понадобятся.

1406 год, начавшийся в Венеции праздником по случаю присоединения Падуи, закончился другим праздником. 19 декабря венецианец Анджело Коррер был избран папой римским под именем Григорий XII. Ему было около восьмидесяти лет, и вид он имел такой истощенный, что современник пишет о нем, что «его дух едва удерживался кожей и костями». Но этот дух сиял глубоким и чистым благочестием и только одним стремлением, делом всей его жизни — исправить великий раскол католической церкви.

Церковь находилась в состоянии раскола вот уже почти 30 лет. Папа Григорий XI в 1377 году переехал обратно в Авиньон, а через год умер, и следующие выборы отличались накалом страстей. Население Рима считало, что раз у французских кардиналов и их последователей своя дорога, а их ставленник вернулся в Авиньон, то это, пожалуй, к лучшему. Чтобы предотвратить смуту, от которой Рим мог и не оправиться, они взяли под контроль улицы и даже сам конклав. Опасаясь за свою жизнь, кардиналы выбрали итальянца, Урбана VI, объявившего, что папский престол остается в Риме. К несчастью, через неделю после избрания он поссорился с французскими и итальянскими кардиналами, и они в отчаянии объявили, что выборы проходили под принуждением и, следовательно, не имеют юридической силы, а затем избрали нового папу, Климента VII. Урбан, закрепившийся в Риме, отказался признать результаты новых выборов. Споры продолжались, с каждой стороны поступили предложения избрать новых пап. Когда венецианец Григорий XII стал третьим преемником Урбана на троне святого Петра, споры оставались все такими же ожесточенными.

Не прошло и недели, как Григорий написал антипапе Бенедикту XIII, преемнику Климента, в Марсель: «Поднимемся вместе и объединимся единым желанием». Если бы не нашлось галеры, чтобы доставить его к месту встречи, подошла бы рыбачья лодка. Если бы не оказалось лошадей, он пришел бы пешком. Если бы Бенедикт отрекся, он был бы рад сделать то же. Кардиналы с обеих сторон могли бы провести единые, бесспорные выборы. Такое решение было бы честным и искренним. Бенедикт со своей стороны принял предложение — ему было бы трудно отказаться — и предложил встретиться в Савоне. Но тут начались трудности. Савона была французской территорией и находилась в сфере влияния Бенедикта. Путь из Рима обещал быть долгим, дорогим и очень опасным. Владислав, король Неаполитанский, имевший собственные причины желать продолжения раскола, попытался захватить Рим и помешать встрече пап. И хотя ему это не удалось, он предупредил Григория, что в его отсутствие Рим не будет в безопасности. В конце концов трудности службы одолели старика, он ослабел и все меньше сопротивлялся давлению своей родни, особенно двух племянников, которые проторили дорожку к папским сундукам и теперь противились каждому шагу, который мог бы ускорить его отречение.

По всем этим причинам встреча в Савоне так и не состоялась. В августе 1407 года Григорий все-таки начал свой путь на север, но 1 ноября, к назначенному сроку, он не добрался дальше Сиены. К апрелю, когда он добрался до Лукки, его опасения подтвердились — Владислав двинулся на Рим. Город, лишенный вождя, нищий, обездоленный, сдался почти без борьбы. Положение было хуже некуда. Оба папы оказались в отъезде, каждый упрекал другого в слабости веры, ситуация сложилась патовая, и шансы на примирение быстро таяли.[177] Ничего друг от друга они добиться не смогли. 25 марта 1409 года состоялся всеобщий церковный собор в Пизе, насчитывавший более пятисот священников. 5 июня он заклеймил и Григория, и Бенедикта как еретиков-раскольников. Христиане всего мира освобождались от любых обязательств перед ними. Объявлялся вселенский праздник: собор изберет единого понтифика. Собором был избран кардинал, архиепископ Миланский, некто Петр Филарг, который начал свои дни нищим приемышем на Крите, а закончил папой Александром V.