Финн замерла.

Игнасио подобрал ее через несколько дней после того, как ее родных родителей убили. Он ничего не знал о них. Финн не позволит ему осквернять память о них, говоря так, будто он знал их. У нее и так осталось слишком мало воспоминаний о детстве.

– Да как ты maldito смеешь говорить о них! – прорычала Финн. – Что ты, к бесу, о них знаешь?! Они умерли еще до того, как ты меня нашел. Будь они живы, я бы ни за что не впала в такое отчаяние, чтобы пойти с тобой.

– Как и всегда, ты так уверена в себе, доченька, так уверена в своей правоте. – Хватка Игнасио стала сильнее, и Финн едва не застонала от боли. – В тот день, когда я взял тебя к себе, твои родители были мертвы, это правда. Но той ночью, когда я решил, что тебе суждено быть со мной, они еще жили. Я видел, как ты убила девочку за кусок хлеба, Финн. – Его взгляд загорелся. – Видел твою тень, живую, как у меня. Ты взяла то, что тебе нужно, и бросила мертвое тело в переулке. И я понял, что ты должна быть со мной, чего бы это ни стоило. – Игнасио пожал плечами. – Избавиться от твоих родителей оказалось не так уж и трудно.

Кровь Финн застыла в жилах, все тело окаменело при этих словах. Воспоминание о той ночи начало раскручиваться в ее сознании, точно моток пропитанного кровью шелка.

Ей хотелось есть. Ей так хотелось есть. Мама и папа не подавали виду, но Финн знала, что они отдают ей все крохи еды, которые у них были, а сами голодают. У мамы ввалились щеки, когда-то мягкие черты лица заострились. И Финн решила, что должна им помочь. Должна сделать для них все, что только может.

Она не хотела убивать ту девочку. Они просто подрались из-за жалкой подгоревшей буханки хлеба, которую пекарь выбросил на помойку. Не хотела убивать – но это случилось. Финн помнила, как обломанные ногти девочки впились ей в кожу, когда Финн ее толкнула. Все закончилось в мгновение ока. Быстрее вспышки молнии. И вот она уже стояла над трупом. И сжимала в дрожащих руках буханку хлеба.

Финн вернулась домой заплаканная. Хлеб покрывал слой грязи. Когда она отдала буханку матери, женщина встревоженно опустилась перед малышкой на корточки.

– Финн…

Дочь не смотрела на нее. Тогда мама взяла ее за подбородок и осторожно приподняла ее голову.

– Ты это украла?

Финн не крала хлеб, она сделала кое-что куда хуже, но не смогла заставить себя сказать об этом. Малышка молчала. Мама, вздохнув, опустила руку. Теперь ее теплая ладонь уже не касалась лица Финн.

– Ничего хорошего из этого не выйдет, oíste? Плохое происходит с людьми, которые совершают плохие поступки. Я не хочу, чтобы с тобой случилось что-то плохое, – строго сказала мама. – Мы справимся. Больше так не делай.

Финн торжественно кивнула.

– Да, mamá.

Тогда мама сжала ее в объятиях и поцеловала в лоб.

Увидев, что хлеб забрызган кровью, женщина оцепенела, но затем осторожно срезала испачканную часть и поджарила остальное на ужин. Всего несколько дней спустя после той ужасной ночи родителей Финн нашли с перерезанным горлом. И жизнь девочки изменилась навсегда.

В итоге ее мама оказалась права. Плохое действительно происходит с людьми, которые совершают плохие поступки. Игнасио заметил ее в том переулке, увидел в ней себя – и за это заплатили ее родители.

– Ты… – Финн знала, что это она произнесла это слово, но ей казалось, будто сама она находится сейчас где-то вне своего тела. Где-то, где не существовали чувства. В убежище, оберегавшем ее от гнева, который готов был подняться в ее душе сметающей все на своем пути волной. – Ты убил их.

– Да. Мне нужен был ребенок, мой ребенок, с пропио, как у меня. Я счел тебя достойной. И потому вначале я вспорол горло твоему papá. Пока он захлебывался собственной кровью, твоя mamá умоляла меня пощадить ее. Ради ее дочери. – Игнасио дернул головой, будто только что рассказал смешную шутку. – Откуда они могли знать, каким ничтожеством ты вырастешь? Откуда они могли знать, что из тебя ничего не выйдет? Я оказал им услугу, когда зарезал их, как свиней на бойне.

Финн стиснула зубы настолько сильно, что казалось, будто они вот-вот раскрошатся. Гнев разъедал ее внутренности, глаза щипало. Глядя на самодовольно ухмыляющегося Игнасио, она почувствовала, как гнев заполонил все ее мысли. Ярость заглушила горе от смерти родителей, прижгла, закрыла, запечатала раны в ее сердце. Финн хотела убить его. Хотела почувствовать, как жизнь покидает его тело, утекает сквозь пальцы.

Она вырвалась из хватки Игнасио и дернулась, чтобы сломать ему шею. Финн впала в такую ярость, что даже не думала о том, чтобы медлить. Она не хотела, чтобы он страдал, не хотела наслаждаться этим – ей нужно было, чтобы он умер.

Но Игнасио снова перехватил ее запястья и, рассмеявшись, вонзил ногти ей в кожу.

– Ну вот… Вот она, моя девочка. – Он жадно всматривался в ее лицо. – Убийца. Ты действительно думала, что можешь оставить это в прошлом? И стать другим человеком? Тебе не изменить свою природу, Финн. А даже если бы тебе удалось измениться, то кто, кроме меня, принял бы тебя после всего, что ты натворила? Кто примет убийцу? Кто поверит, что ты можешь измениться?

На мгновение решимость Финн дрогнула. Когда Игнасио стоял перед ней, ей хотелось быть убийцей. Убийцей, и никем иным. И он был прав. Кто поверит, что она может измениться?

Но ведь она знала ответ на этот вопрос, верно?

«Я тебе верю». Когда принц произнес эти слова, в его золотистых глазах светилась такая искренность! И потом: «Я поверил тебе тогда, и верю сейчас, пусть сама ты и не веришь в это больше».

Если он поверил, то почему не верит она?

– Один человек поверил. И я сумею убедить и других тоже. Ничто maldito не заставит меня вернуться к тебе. – Финн сжала дракончика, и фигурка зажужжала у нее в ладони. – Пусть даже ты сожжешь этот мир дотла на моих глазах.

– Так тому и быть, – прошипел Игнасио.

Отпустив ее окровавленные запястья, он отплыл от поручней и воспарил в центре круглого проема под часами. По мановению его руки неподвижно висевшие в воздухе фейерверки взорвались, цветные искры полетели во все стороны. Финн закрыла лицо ладонями, искры вонзались ей в предплечья, точно раскаленные клыки.

Град огоньков заливал лицо Игнасио яркими красками, подчеркивал ярость, полыхавшую в его глазах.

– Если тебе хочется увидеть, как этот мир сгорит дотла, я сожгу его для тебя.

Не замечая боли от ожогов, Финн отняла руки от лица.

– В тот день, когда ты уничтожил мою семью, ты сам навлек на себя смерть, – прорычала она, оскаливаясь. Сейчас Финн думала только о той фразе ее матери: «Плохое происходит с людьми, которые совершают плохие поступки». Она позаботится о том, чтобы Игнасио убедился в правдивости этих слов. – Я убью тебя.