случайность, стихийное бедствие и прочее. А какого лешего мы отпустили самолет? Что он, подождать не мог, пока мы дизеля отогревали, развалился бы на полосе?

– Нет, Веня, он бы не развалился. – Семенов посмотрел на Филатова. – Он бы просто не смог взлететь из-за переохлаждения двигателей. Разогреть-то их нам было бы нечем. Так что летчики, к сожалению, ждать не могли. Только поэтому, Веня, ты и остался на Востоке.

– Я? – Глаза Филатова потемнели. – Почему один я?

– Мне почему-то кажется, что все остальные не улетели бы в любом случае.

– А ведь это уже вроде оскорбление, отец-командир… Выходит, я трус?

– Выходит, так. Еще пуля не просвистела, а ты готов загибаться.

– Я?

– Ты.

– Но ведь это же я так, ребята, – Филатов растерянно оглянулся, – в переносном смысле…

– Посмотрим.

– Знаешь, Николаич, я не улавливаю логики, – сказал Бармин. – Ну, Веня просто брякнул чушь, у него слово частенько опережает мысли. А я – трус?

– Что ты, дружок.

– Может, паникер?

– И такого за тобой не припомню.

– Но ведь я тоже считаю, – медленно и раздельно произнес Бармин, – что все мы должны были бы отсюда улететь!

– Если бы да кабы… – отмахнулся Дугин. – Чего время на душеспасительные разговоры терять, приказано – давайте работать.

– Из тебя бы трактор хороший вышел, – буркнул Филатов. – Послушный воле и руке человека.

– А ты…

– Помолчите! – остановил их Бармин. – Где же логика, Николаич?

– Хорошо, Саша, будем разбираться. – Семенов зябко повел плечами, прошелся по дизельной. – Представь себе, что мы возвратились в Мирный. А там пурга, и сколько она продлится – один антарктический бог знает. Ну, допустим, неделю. Учти, это уже будет середина февраля! И вот пурга закончилась, стали мы перевозить на Восток дизеля – за три рейса один, и шестнадцать человек, да еще продукты для них, спальные мешки. Еще неделя – это если погода летная. А на Востоке уже не сорок пять, как сегодня, а много за пятьдесят! Где эти люди будут жить? И не два-три дня, а полтора месяца, пока не смонтируют на новых фундаментах новые дизеля. Где, Саша? Мы-то их собирались монтировать в тепле и потихоньку, пока вот эти, – Семенов похлопал рукой по корпусу дизеля, – наш тыл будут обеспечивать!

Семенов отдышался.

– Без этого тыла новых дизелей нам не поставить, Саша, спроси механиков, подтвердят. Вот и выходит, что улететь отсюда с Беловым – значит поставить на Востоке крест.

– Ты прав, Николаич, – тихо произнес Бармин. – И я – тоже.

– Правда только одна бывает, друг мой.

– Хотя я и трус, – Филатов с вызовом посмотрел на Семенова, – а даром хлеб есть не привык. И залезать в спальный мешок, как Волосан, не собираюсь. За дело, что ли?

– Вот это разговор! – поддержал Дугин. – Гайки, Веня, бензинчиком полить надо, прикипели. Тащи инструменты!

– Погоди. – Бармин жестом остановил Филатова. – Для успокоения совести, Николаич, послушай Мирный!

– Хорошо, идемте.

Через холл и кают-компанию люди прошли в радиорубку. Семенов включил приемник, откинув капюшон каэшки, надел наушники и повертел ручку настройки. В мертвой тишине отчетливо послышалась морзянка.

– Это Белов. – Семенов сжал руками наушники. – Над куполом ясно… Пролетели Комсомольскую… Мирный в эфире… Ветер усиливается… Боковой пятнадцать метров в секунду… Видимость сто метров… Белов… Пока держу курс на Мирный… Конец связи.

Никто не проронил ни слова.

Семенов снял наушники, выключил приемник, набросил на батареи спальный мешок.

– Женя, сколько времени займет перемонтаж? Примерно.

Дугин задумался.

– Трудно загадывать, Николаич, – нерешительно сказал он. – Как считаешь, Вень?

– На материке часов бы за пять сработали.

– То на материке… Ну, сутки, не меньше. Да еще емкость для охлаждения дизелей делать взамен лопнувшей.

– Понятно. – Семенов поднялся со стула. – Если кто хочет сказать – говорите. Но покороче.

– Не о чем больше говорить. – Гаранин поежился, потопал унтами. – От холода одна защита – работа. Пошли, друзья.

Один за другим люди покидали радиорубку. Семенов задержал Бармина.

– Следи за нами, Саша. Увидишь, кто дошел до ручки, – применяй власть. Но с пониманием, дружок.

– Боюсь, Николаич, сорвемся…

– Знаю. А помощи ждать неоткуда, в таком холоде долго не продержимся. Запустим дизель – выживем. Ну, пошли.

Гаранин

Главными фигурами на Востоке стали Дугин и Филатов. Семенов тоже понимал в дизелях, но не настолько, чтобы вмешиваться в демонтаж столь сложных агрегатов.

В крышку цилиндров, фасонную отливку из серого чугуна, были вмонтированы десятки деталей. Чтобы их снять, следовало произвести множество операций, каждая из которых требовала мастерства и особой точности: отсоединить от форсунок трубки, выпускной коллектор от трубы отвода газов и многое другое. И самое важное – равномерно отпустить все гайки, крепящие крышки цилиндров. Вот дойдет дело до гаек, тогда и начнется проверка на выносливость. Но пока что Дугин и Филатов справлялись сами. Они снимали детали и бережно укладывали их на покрытый брезентом верстак.

Семенову, Гаранину и Бармину досталась работа, не требующая высокой квалификации, – подготовка временной емкости для охлаждения дизеля. Для этой цели вполне сгодилась бочка из-под масла, которая нашлась на свалке: пустые бочки и прочие отслужившие вещи с Востока вывозить – себе дороже, и этого добра на свалке хватало. Бочку выкопали, уложили на волокушу и потащили к дому, изредка останавливаясь для отдыха.

Бармин ударил ногой по бочке, сбивая с нее снег, и она загудела поюще и протяжно. Гаранин проводил исчезающие звуки и оглянулся. Он испытывал странное ощущение неправдоподобия окружающего его мира; наверное, подумал он, то же самое чувствуют космонавты, когда смотрят в иллюминаторы своего корабля. Восток был погружен в абсолютную, воистину космическую тишину. Беззвучно повис опущенный с безоблачного неба занавес из солнечных лучей, не скрипел под ногами плотно сбитый снег – отовсюду доносилась лишь тишина. Она была неестественна из-за своей абсолютности, такую тишину люди не любят и называют могильной. И вдруг Гаранину пришло на ум простое объяснение, почему он никогда не слышал такой тишины: ведь на Востоке всегда круглые сутки работали дизели. И улыбнулся, бывало, его раздражал их неумолчный рокот, мешал заснуть. Чудак!

И второе непривычное ощущение: с мороза положено входить в тепло, а они вошли в еще больший холод. Хотя нет, улица и дом температурой уже сравнялись, и там и здесь сорок восемь. Такой мороз на Востоке и за мороз не считали, по часу запросто работали на свежем воздухе. Но грелись потом, отдыхали!

Бочка – это еще не емкость, одно днище у нее лишнее. И его нужно вырубить. Тоже работой не назовешь – на материке, а на Востоке в первые дни и ложку ко рту поднести – работа. Начали. Один держал кузнечными клещами зубило,