— Леди и джентльмены! Дорогие телезрители! Вот и наступил час поимки бандита. Правильно говорит народная мудрость — как долго веревочке не виться, а конец будет. Как вы знаете, он подозревается в убийстве добропорядочной женщины из Гаррисберга, мадам Нонг Ки. Ему все это время удавалось ускользать от агентов ФБР. Но не они, не сменившие их военные полисмены, ни на минуту не теряли следа этого преступника.

Брюс Дженки ликовал, упивался звучанием своего хорошо поставленного голоса. Он говорил об опасной, но такой необходимой для всего общества, работе доблестных полицейских в зеленых маскхалатах. Делал точно рассчитанные паузы, ощущая свою власть над телезрителями. Вертел тот же тюбик зубной пасты, как бы показывая всем, что не стоит этот бандит того, чтобы из‑за него так переживать, не стоит он этого тюбика пасты фирмы «Аполлон». Дженки был на вершине своего торжества. Его час наступил. Теперь он может полностью отплатить этому грубияну Волкеру, какому‑то там электронщику профессора Хименса, тоже, наверно, круглику или бандиту, так бесцеремонно и нагло прервавшего его выступление и комментарии к хронике событий в Сахаре.

— Целых пять недель, дорогие телезрители, вы получали неописуемые, ни с чем не сравнимые впечатления от этого захватывающего зрелища! Целых пять недель, дорогие леди и джентльмены, наша телекомпания показывала вам час за часом, день за днем жизнь этого бандита под силовым колпаком в Бразилии, жизнь его в джунглях, среди зверей и анаконд, жизнь необыкновенную, полную опасностей и риска. И вот теперь вы присутствуете на таком блистательном финале этой самой правдивой пьесы. «Финита ля комедия!» — как сказал известный всем вам Мишель Жерар, когда его догнал на Елисейских полях полицейский инспектор Лебуаль, праправнук знаменитого когда‑то сыщика Мофрэ, и накинул тому на голое тело свой плащ: как‑никак, а вот‑вот должна была проехать мимо во дворец к президенту сама королева Англии леди Анна Виндзорская!

Брюс Дженки красиво улыбнулся, оценив свою шутку, снова показал всем телезрителям тюбик зубной пасты фирмы «Аполлон», секунды три‑четыре, а то и пять, высветился на весь экран коротенький рекламный текстик, были перечислены основные полезные качества этой пасты, потом подали панораму предстоящего сражения полиции с бандитом.

— Никто уже не сможет помешать им схватить его, — продолжил из‑за экрана Брюс Дженки комментировать события. — У него, по‑видимому, что‑то не ладится с этими приборчиками, что‑то, вероятно, в них сломалось. Даже люди профессора Перри Хименса, которым перед этим, как вы все видели, удалось куда‑то перебросить тех двоих хулиганов, подсыпавших снотворное в пиво и пепси‑колу и напоивших наших доверчивых агентов, ничем уже не смогут помочь Дику Ричардсону. Да, он мужественно вел себя там, в джунглях, но теперь ему вскоре потребуется еще большее мужество. Его ждет или камера сублимации, где от осужденного ничего не остается, или, если он пожелает сам, камеру могут заменить электрическим стулом.

Желто‑зеленые фигурки полицейских все подступали и поступали к застывшему в какой‑то окостенелой растерянности бандиту. Он стоял в центре какого‑то черного свернутого кольцом кабеля. До него оставалось метров десять, а то и меньше. Полицейские уже почти сомкнули щитами свой движущийся круглый забор.

Вдруг бандит ожил, зашевелился, стащил быстро с себя свою страшную травяную жилетку, выставив на обозрение всем искусанное, покрытое царапинами, шрамами, язвами тело. Потом, сняв порванные штаны, повернулся вызывающе спиной к объективам телекамеры оператора Эр‑би‑си, — какая невоспитанность, ведь он же видит, что тот снимает его, вертолет‑то спустился чуть ли не к самой земле, — и стал как‑то неприлично сгибаться, стаскивая — одновременно свои грязные трусы. Создавалось впечатление, что бандит хочет что‑то показать еще всем телезрителям. И тотчас на всех экранах появилась красочная заставка — реклама женских ночных рубашек «Все для тебя, мой милый», и, конечно, фирмы «Поролок».

Брюс Дженки поперхнулся словом, громко закашлялся, позабыв отключить звук.

Хименс у себя в лаборатории разразился хохотом, качаясь в кресле и выкрикивая: «Ну и Дик! Ну и лорд Ричардсон! Ну и бандит! Он чуть не показал всей Америке, какой у него белый зад!»

Скорее всего, профессор Перри Хименс немножко ошибался, касаясь некоторых аспектов нравственного воспитания мистера Дика Ричардсона. Конечно, это поведение на первый взгляд можно было считать недостойным звания потомственного лорда. Но, быть может, Дик Ричардсон собирался вот так, прямо там, у рефрижератора, прямо там, в песках Бразилии перед объективами телеоператора заявить всем, что и он теперь, по выходу из‑под силового колпака номер два, тоже вступает в секту «Единение с природой», основанную Мишелем Жераром, что и он тоже теперь будет бегать нагишом вместе с Мишелем по Елисейским полям, подниматься в лифте на Эйфелеву башню в ресторанчик, чтобы выпить там чашечку горячего кофе, а потом они будут вдвоем бегать по Бродвею, а то и по Пятой авеню, под окнами у его тещи. Но он, лорд Ричардсон, по‑видимому, слишком поторопился, даже не созвонившись с Мишелем Жераром и не узнав у того всех условий принятия в его секту. Трудно сказать, что подействовало на Дика Ричардсона, что заставило его так поступить. Возможно, сказались стрессовые нагрузки, перенесенные им там, под силовым колпаком в окружении диких зверей, а, быть может, и что‑то другое. Но в одном не приходилось сомневаться — он сорвал телепередачу! Или, точнее, вынудил телекомпанию прекратить ее. А это было чрезвычайное происшествие, ибо никому еще не удавалось сделать этого.

* * *

Миллионы телеграмм, миллионы тевидных звонков стали поступать на телецентр компании Эр‑би‑си. Зрители негодовали, зрители возмущались, зрители протестовали. Они платили деньги и они должны увидеть все!

Сама же телекомпания зарабатывала на этой передаче миллиардные барыши. Обыватель американского города, который с трудом мог выбраться раз в неделю «на природу», — как называли забитые до отказа в выходные дни пляжи Кони‑Айленда — хотел пощекотать свои нервы, не выходя из квартиры, не вставая с мягкого кресла. И он наслаждался этим зрелищем, даже сопереживал бандиту, даже и сам комментировал на всю комнату, как бы он поступил в том или ином положении, приводя в восхищение свою жену и своих деток. И его суперцветной объемный осязаемый телевизор фирмы «Мир в вашей комнате» гарантировал самые лучшие киноленты, самые последние и свежие новости со всех концов земного шара, самые пикантные подробности во всех цветах радуги из жизни его любимой кинозвезды. И он, этот, в общем‑то, нормальный обыватель, хотел сам видеть, как будет схвачен этот бандит, этот магистр Дик Ричардсон, этот чудак, чуть не показавший почетным гражданам США свои не совсем почетные места.

Глава концерна «Реклама и бизнес» дряхлеющий Гордон Линди поднял трубку своего красного тевида и набрал номер директора ФБР крошки Берни Шенка.

— Привет, дружище! — сказал дружелюбно Гордон своему товарищу по партии «Сильная нация». — Что, Берни, они уже его схватили, этого Ричардсона?