Меня тошнило от ее «Викочка». Я уже тогда понимала, что увидела не просто кровь на полу. Я увидела то, что скоро перевернет вверх дном мою жизнь. Уже совсем скоро...

Кап, кап, кап... в капельнице падения капель не услышать, но я их последних сил отрицала вопли подсознания, концентрировалась на чем-то другом. Счет убаюкивал, уносил в приятную дрему, а по венам разливались тепло и умиротворение - препарат начал действовать. Я все-таки уснула, забыв о том, что сама доктор может попросту не успеть перекрыть подачу лекарства. Но от этой смерти мой извращённый ангел меня все-таки решил уберечь. Потому что я не видела еще самого страшного.

Открыла глаза, потянулась, забыв о катетере. Первые несколько секунд недоуменно наблюдала за пузырьками воздуха в прозрачной силиконовой трубке, затем, похолодев от страха, перекрыла затвор. Злость на тупорылую Марию застила глаза. Какие, мать твою, дела у нее нашлись? Или... или я больше ничего не значу для Лукаса, и с надоевшей игрушкой можно не церемониться?

- Мария, мать твою! - не стала стесняться в выражениях лишь потому, что боялась развить промелькнувшую мысль до критических масштабов.

В ответ - тишина. Скривившись, вырвала иглу катетера, поразившись, как быстро вспышку злости нейтрализовала приятная истома. Мелькнули фоном события прошедшей ночи... и не оставили никакого горького послевкусия.

Я спрыгнула с кушетки, прислушалась. В медкорпусе тишина, лишь за окном гул голосов и рокот моторов. Один из голосов принадлежал Марии.

Я не хотела орать на нее при посторонних, обвиняя в том, чего, слава богу, не случилось. От введёного препарата было пофиг. Просто во всем теле была легкая слабость, а мне обещали еще и витаминно-энергетическую капельницу. Я не знала, что меня теперь жлет, но к предстоящему разговору намеревалась подготовиться, как следует.

Вышла на крыльцо. Дверь открыта, пусто. На плитке след окровавленной женской подошвы, охраны нет, гул голосов, шум мотора и металлический скрип - с торца здания.

Их было трое. Трое незнакомых мужчин, погружающих пакеты с кровью в недра небольшого автомобиля. Мария находилась рядом, отдавала указания. Мое появление заставило незваных гостей сначала насторожиться, потом присвистнуть, а один даже сделал похабное движение бедрами, гадко ухмыляясь. Еще бы, наверняка знал, что происходит за высоким забором территории. Похоже, на помощь этой троицы рассчитывать не стоит.

Мария повернулась ко мне, и меня едва не отбросило в сторону ударной волной ее красноречивого взгляда. «Откуда ты, мать твою, взялась?» - читалось в ее глазах, а сжатые в кулаки пальцы побелели. Увы, я даже не задумалась о причине такой реакции.

- Капельница. И я едва не уснула. Это же седативный, а не кофеин! - в крови плескался препарат, и я произнесла это мягко, без претензии, просто констатируя факт. - Мге ждать, или я потом...

Мужчина в синем комбинезоне обошел каталку, пока его напарник закреплял скат, чтобы спокойно ввезти в ее в недра микробуса, толкнул вперед. Наверное, я бы и не обратила на все это внимания, если бы не очертания тела, накрытого с головой черной простыней.

- Подсоби! - гаркнул он, когда колеса попали в стык тротуарной плитки и заполненной щебнем прогалины, вследствие чего каталку перетрясло, и край темного полотна сдвинулся. А там...

...У нее были прекрасные волосы. С таким даром красоты рождаются и прилагают максимум усилий, чтобы приумножить его великолепие: дорогостоящий уход, масла, шампуни, другие ухищрения. А еще они пахли восточными пряностями, совсем чуть-чуть, неуловимо. Я-то знала. Я вдыхала этот волшебный аромат чёрного шелка, когда она совсем недавно рыдала на моем плече... внутренне маялась завистью и восхищением, потому что ни у кого из моих знакомых не было таких красивых длинных волос...

- Виктория! Да держите же ее!

Я сбросила руку Марии, чувствуя, как в горле образуется каменный ком, а все тело леденеет от ужаса и боли. Крик застрял в скованной холодом гортани. Я не знала, что меня сейчас со скоростью света убивает изнутри: страх за собственную жизнь, или боль осознания, что Альфии больше нет среди живых.

«Это ошибка! Раскройте ее лицо, она же сейчас задохнется! Разбудите ее, она может идти сама! Мария, ты доктор, сделай же что-нибудь! Массаж сердца, укол в вену... просто теплое слово, ей же так редко их говорили!..»

- Вика! - это голос смотрителя. - Я прошу вас, пойдемте со мной, подождем внутри... Да что вы стали, не могли увезти ее незаметно, дебилы?!

Ноги не держали, силы стремительно таяли. Но я все равно рвалась прочь из рук смотрителя, перекрывшего собой происходящее. Слезы превратили его лицо в размытое пятно. Внутри меня образовалась пустота. Чёрная воронка, стремительно засасывающая в свои крутящиеся сети...

- Уложите ее на кушетку! - это Мария. - Вас где носило?

- У меня был твердый приказ не препятствовать, если..

Игла входит в вену. Щиплет, чувство давления жидкости противное, мерзкое. От этого поток моих слез усиливается. Голоса начинают звучать все тише и тише. Кажется, эти двое ругаются. В голосе доктора равнодушие и даже что-то сродни насмешке.

- Убью!- хриплю в пустоту, чувствуя, как наваливается свинцовая тяжесть и такая же темнота, тщетно стараюсь их прогнать.

- Викочка, это более сильный транквилизатор. Ты отдохнёшь, и все, - ее фальшь и торжество разрывают мне душу. Настолько, что я практически выныриваю из свинцовой могилы.

- Совсем скоро я убью тебя, Мария. Убью, сука...

Голоса стихают. А меня начинает выгибать в приступе горьких и отчаянных рыданий, несмотря на сильнодействующее успокоительное. Я помню. А память не стереть 6икакими уколами.

Помню, как она так же отчаянно рыдала у меня на плече. Заблудившаяся девчонка, утратившая надежду. Преданная тем, кому доверяла так сильно. Не смирившаяся со своей участью, но не нашедшая в себе сил бороться.

Ее волосы пахли восточными благовониями. Ее кожа была тёплой и бархатной на ощупь. Ее боль - самой искренней, непридуманной, настоящей. И ее путь не должен был прерваться именно так. Она достаточно настрадалась, чтобы ступить на белую полосу. Сначала родные, затем муж, который, как я поняла, не только не явился спасти ее, а отдал тому, кто хотел ее заполучить, еще когда они были вместе. Чем она заслужила все это?!

За окном лил дождь, такой же неистовый, как и мои слезы. Я сопротивлялась транквилизатору. Я оплакивала ту, кто мне стала так близка за короткий промежуток времени. Мы с ней даже не успели стать подругами.

Кто о ней заплачет? Бывший муж, сбагривший надоевшую жену ради новой? Кто-то из девчонок, включая Настю, которую она от отчаяния ранила ножом? Вэл, ненавидящая ее, как богатую избалованную выскочку, мешавшую снимать мерки и наносить макияж, и не попытавшаяся понять, что же у нее внутри, какая пропасть? Лукас? Да, разве что за упущенными деньгами. Если кто это и сделает, только ребята охраны, согласившиеся помочь попытавшиеся унять ее ситуацию. Плакать не будут. Помянут и забудут. У них семьи и им надо на что-то жить.