Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Слышала, ты убил Мейсона, — говорит Черри.
— Не-а. Он сам себя убил.
— Но ты помог.
— Русская рулетка — адская игра. Второе место — такой же отстой, как… ну, нет ничего хуже второго места.
— Ты ведь сжульничал?
— Я не настолько глуп, чтобы играть в русскую рулетку с Мейсоном по-настоящему.
Впереди, похоже, взорвалась небольшая ядерная бомба. Глубокий кратер раскинулся на четыре квартала. Здания, остовы машин и уличные указатели грудами лежат на краю зоны взрыва.
— На что похож Ад?
— Там не так плохо, как здесь. Обычные люди скорее предпочли бы терпеть неудобства от адовцев, чем так скучать следующий миллиард лет.
— У них совсем нет воображения. Мы сами устраиваем себе развлечения. Ты когда-нибудь ложился на спину, смотрел в небо и лепил мусорных ангелов? Это прямо катарсис[203].
— Ты роешь туннели в грязи и играешь в мусоре. Ты проделала долгий путь от леденцов на палочке.
— Я скучаю по старой банде. Интересно, как они там.
— Я встречаюсь кое с кем, у кого фетиш на анимэ и мангу. Спрошу её.
Толпа позади нас продолжает расти. Формально, это скопление, которое вот-вот превратится в толпу. Чуть в стороне отдельно стоит группа детей в грязных лохмотьях, восьми, девяти и десяти лет.
— Кто это?
Черри даже не смотрит на них.
— Заблудшие дети. Те, что умерли ужасной смертью.
Думаю, она говорит правду. Дети выглядят ещё хуже, чем я. Они исполосованы ножевыми порезами. Длинные прямые раны вдоль горла. И ещё больше порезов и отметин в форме серпа на руках и лицах.
— Кто-нибудь делает что-нибудь для них?
— Они не особо разговорчивы. Маленькие дикари. Они держатся особняком, и мы оставили их в покое.
Черри останавливается и указывает вниз, в кратер.
— Вот она.
Наш призрачный эскорт пятится от дыры и продолжает идти до конца квартала. Единственное, что есть на дне кратера — это Бесёнок и сожжённое проржавевшее шасси школьного автобуса. Она сидит на бампере в синем вечернем платьице и лениво ковыряет ножом землю.
Я начинаю спускаться по крутой стенке кратера, ступая боком, чтобы не соскользнуть. Вокруг меня осыпаются куски разбитой мостовой и комья земли. Бесёнок смотрит вверх и кричит. Настоящий животный крик, ничем не сдержанный. Она поднимает нож и бросается в мою сторону. Я спускаюсь на ровную поверхность так быстро, как только могу, и достаю из пальто Шар Номер 8. Она застывает на месте. Делает пару шагов назад. Я не двигаюсь. Спустя несколько минут она решает, что я не собираюсь нападать на неё, так что возвращается к бамперу автобуса и принимается ещё усерднее ковырять землю, выкапывая комья земли размером с кулак.
Когда я подхожу достаточно близко, чтобы слышать её, она спрашивает: «Ты здесь, чтобы убить меня?».
— Ты так считаешь из-за Шара Номер 8. Он убивает тебя?
Она смотрит на меня.
— Комрама Ом Йа.
— Что это?
— Он не твой.
— Я знаю, Аэлитин.
— Нет. Он был у неё, но и не её тоже.
— Он твой?
Она качает головой.
— Ты не один из его. Кто ты?
— Один из кого?
— Свирепого.
— Короля Каира?
Она сердито втыкает нож в землю. Он входит по самую рукоять. Я и забыл, какая она сильная.
— Мне не разрешается говорить.
— Можешь сказать мне. Я позабочусь о том, чтобы лютый не причинил тебе вреда.
— Не могу.
— Скажи мне, кто это, и я остановлю его.
— Тот, кто стар. Он следит из темноты.
— Люцифер? Старый Люцифер?
Она встаёт и направляется прочь. Я следую за ней.
— Если это не Люцифер следит за тобой из темноты… Другой призрак? Бог?
Толпа духов рассредоточивается по краю кратера. Они начинают пятиться с той стороны, в которую смотрит девочка, словно она полутораметровый ледокол.
— Это ведь Бог, не так ли? Я Люцифер, так что я не один из Его. Вот, что ты имеешь в виду. Вот почему ты не причинила мне вреда.
— А зачем?
— Так вот, кого ты убиваешь? Тех, кто не проклят? Малыш, даже в Лос-Анджелесе это куча народу.
Она пожимает плечами.
— Сперва их. Затем других.
Вдоль дороги лежит наполовину присыпанный землёй гнилой телефонный столб. Она делает взмах ножом, выбивая кусок дерева размером с баскетбольный мяч.
— Я делаю то, что мне говорят. В основном это всё, что я делаю.
— Кто-то посылает тебя убивать мечтателей.
Она кивает, втыкая нож в столб и выковыривая металлические скобы сбоку.
— А иногда и других плохих людей.
— Кто велит тебе убивать их?
— Он.
Беседовать с призраками — всё равно, что вытаскивать угрей из бака с моторным маслом. Бессмысленное занятие. И всё твёрдое, за что пытаешься ухватить, трудно удержать. Большинство из них не так прямолинейны, как Черри. У большинства мозги более пыльные и бесплодные, чем самые дерьмовые уголки Долины Смерти.
— Он? Ладно. Что за человек велит тебе убивать?
Она с минуту смотрит в землю.
— Тот, у которого цветы.
Я ищу флориста-убийцу. Ну конечно. Почему бы и нет? Целый день колоться о шипы роз. А в разгар дня привязывать воздушный шарик к корзинке маргариток. Это кого угодно сделает угрюмым. И тут до меня доходит. Не флорист. Садовник. Черри сказала это. Она всего лишь один из «прелестных цветов в его саду». Тедди Остерберг. Мой любимый фрик. Я просто в шоке. Но есть одна проблема.
— Ты не его призрак. Я знаю это точно. Как он может указывать тебе, что делать?
Она встаёт. Волосы падают ей на лицо. Она смахивает их тыльной стороной ладони, оставляя грязный след на щеке.
— Он просто делает это.
— Он сказал тебе, зачем?
— А должен? Я не знаю.
— Знаешь, ты ведь убиваешь весь мир.
Она кивает. Хихикает.
— Это весело. Мне нравятся такие забавные небеса.
Разговоры об уничтожении мира полностью меняют её настроение. Она подходит, берёт меня за руку и ведёт к другому школьному автобусу, засыпанному лежащим на боку. В окна скребут руки. Безмолвно кричат лица. Призраки, которые не смогли выбраться, когда она сделала то, что сделала, чтобы образовать при взрыве этот кратер. Будь я любителем спорить, то сказал бы, что она упала с неба и приземлилась здесь, словно метеор.
— Меня зовут Старк. А тебя?
Она ведёт меня мимо автобуса и отпускает мою руку. Выбивает облака пыли каблучком своих «Мэри Джейн»[204]. Поднимает камень и