– Чего надобно? – довольно грубо спросил он.

– Наш воевода Олег хочет говорить с посадником Волина!

– Пусть говорит!

Олег выступил вперед.

– Я послан своим князем Рюриком под стены Волина не за пролитием крови, а на мирные переговоры, – громко крикнул он. – Впусти, посадник, в город моих людей!

– Это не тот ли Рюрик, что многие десятилетия грабил и опустошал германские земли? – видимо, размышляя над предложением Олега, не сразу ответил посадник.

– Он самый!

– И где же он сейчас обитает?

– Его избрали князем Новгородской земли!

– Вон где выскочил! И что, опять принялся за прежнее ремесло – морской разбой?

– Не совсем так.

– Ладно. Направляй своих людей. Узнаем, что ты приготовил!

В город ушли десять человек, в основном купцы. Пробыли они там долго. Наконец отворилась калитка в крепостных воротах, из нее стали появляться переговорщики, усталые, измочаленные, платочками вытирая лица от обильного пота. Окружили Олега, стали вразнобой докладывать:

– На многое согласны волинцы, чтобы мы только ушли в море…

– Согласны торговать с Новгородом по чести и совести…

– Обещают не препятствовать более нашим людям…

Олег молча их выслушал, не перебивая. Потом стал спрашивать:

– Насчет помещения говорили? Дают нам какую-нибудь избу? Будут наши купцы иметь свой гостиный двор?

– Согласны, согласны предоставить! – закивали переговорщики.

– А как насчет еды? Настаивали на бесплатной пище?

– В течение полугода будут снабжать каждого купца.

– И охрану предоставят?

– Будут, будут защищать…

Олег облегченно вздохнул, собираясь закончить разговор. Но потом внезапно спросил:

– А как насчет бани? Славяне не могут без бани! Поднимали такой вопрос?

– Забыли, воевода… Совсем запамятовали…

– И про снасти тоже, наверно, не настаивали? Чтобы на обратный путь нам паруса, уключины, весла давали бесплатно?

– Завтра будем говорить… Уж не забудем, воевода… А то как-то всё сразу!

Переговоры продолжались на другой день. В обед делегация вывалилась из калитки крепостной башни потная, но довольная. Волинцы согласились на все условия, да еще вдобавок обещали кормить войско Олега, пока оно не отплывет в море. Грамотеи рунами вырезали условия договора между Новгородом и Волином на двух дощечках, а затем на центральной площади города, в присутствии всего населения посадник именем главного бога западных словян Святовита поклялся выполнять его; то же сделал и Олег, только он произносил имя Перуна. После этого новгородская армада отплыла на родину.

– Ты знаешь, чем особенным отличается старость? – задал неожиданный вопрос Рюрик, когда Олег вошел к нему, чтобы доложить о походе на Волин. Он сидел в кресле, обложенный подушками. В окне перед ними виднелся разлив вод Волхова, вдали в серовато-синей дымке расстилался бесконечный лес. В открытое окно задувал прохладный ветер, шевеля белую занавеску.

– Мудростью, в первую очередь, – подумав, ответил Олег…

– И мудростью, конечно. И пошатнувшимся здоровьем, и многим еще кое-чем… Но главное, я выделил знаешь какой момент? Это необычное движение времени. Дни тянутся долго, а годы летят стремительно, как птицы. Раньше как было? Жили от праздника до праздника. Считали дни, когда придет каждый из них: Новый год, Масленица, Радогош, Сварожичий пир, Ладина седмица, Ярилин день, день Купалы, дни Костромы, день Снопа-Велеса, Перунов день, день Коляды. Ждешь не дождешься, когда очередной праздник подойдет. А сейчас годы мчатся головокружительно: Новый год – Новый год – Новый год!..

Олег посмеялся, тихо, вроде бы про себя, как умел смеяться только он, и ничего не сказал.

«Что ему! – подумал Рюрик, невольно завидуя входившему в пору шурину. – Ему всего тридцать пять, не то что мне. Старость, старость, кто тебя придумал?»

Олег стал рассказывать, как прошел поход, по дощечке прочитал условия торгового договора с Волином. Рюрик остался довольным. Как видно, болезнь отпустила его, он даже несколько оживился и повеселел. «Может, выкарабкается, – с надеждой подумал Олег, душой привязавшийся к князю. – Все в государстве наладилось, обустроилось. Теперь ему только княжить и княжить, ни о чем серьезном не заботясь…»

– Все это хорошо, – подытожил Рюрик рассказ Олега. – Но что это за торговля, по сравнению с той, которую мы ведем с Византией? Прямо приходится признать, что какие-то крохи идут в Хазарию и в Европу. Нищие там страны по сравнению с богатой и могущественной империей! Три четверти всей пушнины идут по днепровскому пути! Купцы мне рассказывали, что там византийская знать кораблями скупает ее. Рядом арабские купцы, в руках которых без малого половина земель, расположенных на берегах Средиземного моря! Там такие товары, которые Хазарии и Европе и не снились! Лучшие в мире ювелирных дел мастера! Разнообразные ткани! Пряности! Дамасская сталь, непревзойденное оружие! Дух захватывает, когда думаю об этом! И весь путь в руках Аскольда и Дира, захвативших Киев. Десятину сдирают с наших товаров. А если подсчитать, что купец в Царьград плывет, платит десятину и обратно туже десятину, то получается, что мы пятую часть отдаем этим князьям просто так, за здорово живешь!

– Правят они, по слухам, не очень удачно, – задумчиво промолвил Олег. – Терпят поражение за поражением…

– До меня тоже такие сведения доходили.

Рюрик откинулся на спинку, на желтоватом лбу появились светлые капельки пота, бледные сухие руки его мелко дрожали.

– Эх, силу бы мне. Я бы показал этим выскочкам почем фунт изюма!

Олег подумал, произнес деловито:

– Суда из похода вернулись все, новых для похода на Киев строить не нужно…

– Все равно маловато. Купцов потряси, пусть раскошелятся и закажут еще с сотенку.

– Сделаю. Ни одного воина не потеряли, настроение у всех боевое, удача вдохновила. Так что пойдут в новый поход с большим воодушевлением.

– Верю. Только об этом ни слова. Если будешь готовиться к походу на Киев, говори, что решил повторить нападение на Хазарию, чтобы освободить от хазарской дани славянские племена вятичей и северян. А истинную цель должен знать только ты один.

– Так и будет. А через год встанешь и возглавишь войско…

– В последнее время мне стало легче. Если так пойдет и дальше, зимой встану, а весной двинемся с тобой на юг!

Но через пару дней Рюрику стало совсем плохо. Вокруг него собрались воеводы, приближенные, лекари, кудесники, волхвы. Эфанда склонилась над ним, постоянно промокая полотенцем обильный пот, лившийся с пожелтевшего, изможденного страданиями лица мужа. К ней жался их четырехлетний сын Игорь. При виде его слабая улыбка появилась на губах Рюрика. Он поднял высохшую руку, погладил по голове ребенка, сказал слабым голосом, обращаясь к Олегу: