Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Извини, Лейси. Я должен закончить сезон. И тогда я вернусь.
Он оставил ошеломленную Лейси в офисе. Но ей не хотелось верить, что он действительно уедет. Сдаваясь, она начала оседать на стул. Но затем ее вдруг охватил гнев, и она не рассуждая бросилась вслед за ним.
В баре уже собрались завсегдатаи, пришедшие проститься с Бобби.
– Черт побери, Бобби! – раздался возглас Лейси.
Бобби стоял в толпе мужчин, желавших ему успеха, и все лица повернулись к Лейси. Но ее не испугали любопытные взгляды.
– Я люблю тебя, Бобби Макинтайр. Я люблю тебя так, как не любила ни одного мужчину в своей жизни. Но если ты выйдешь в эту дверь, то, вернувшись, меня здесь уже не найдешь.
Бобби оглядел завсегдатаев, которые только недоуменно морщили лбы, посмотрел на Джаззи, которая неодобрительно покачала головой, затем снова перевел взгляд на Лейси. Его глаза умоляли Лейси не делать этого. Но она не могла отступить.
Снаружи послышался сигнал автомобиля, и у Бобби раздулись ноздри, как у загнанной в угол клетки отчаявшейся пантеры.
Но завсегдатаи не видели этого отчаяния. Они кричали и свистели. Руперт хлопнул его по плечу.
– Бобби, приятель, не говори только нам, что позволишь этой маленькой леди окрутить себя.
Бобби усмехнулся своей знаменитой кривой усмешкой, которую Лейси наблюдала уже тысячу раз. Демонстрируя свою исключительную чувственность, заставившую вздохнуть уже появившихся в баре женщин, он спокойно подошел к Лейси своей фирменной самоуверенной походкой, привлек к себе и запечатлел на ее устах эффектный, достойный приза киноакадемии поцелуй. Толпа одобрительно взревела.
Отстранившись от Лейси, Бобби заглянул ей в глаза, усмешка исчезла с его лица.
– Останься. Не уезжай. Я вернусь, – сказал он так тихо, что слышала только она.
Потом он помахал толпе рукой и вышел. Дверь закрылась за ним, поставив точку.
Лейси, оцепенев, продолжала стоять на месте. Осознав реальность произошедшего, она утратила все свое мужество. Прошло несколько секунд, прежде чем она поняла, что завсегдатаи успокоились и теперь смотрят на нее с жалостью.
Лейси моргнула, огляделась и выдавила из себя улыбку:
– В фильмах, которые мне нравятся, конец обычно бывает несколько другим. – Она повернулась и убежала наверх, прежде чем кто-либо смог бы увидеть ее слезы.
Лейси гневно впихивала свои вещи в чемодан с мягкими боками.
– Я ненавижу футбол, – бормотала она.
Было утро воскресенья. Весь вчерашний день она провела с надеждой, что Бобби по дороге в аэропорт все же одумается и повернет назад, но он не вернулся. Он уехал из Эль-Пасо. Улетел в Даллас и даже не позвонил.
– Прекрасно, и не звони, не очень-то и надо, – пробормотала Лейси, запихивая в угол чемодана стопку практичных хлопчатобумажных трусиков.
Ей хотелось свернуться калачиком на диване с большим пакетом печенья, а еще со сливочной помадкой и с шоколадным мороженым и смотреть душещипательные видео, вроде «Черной красотки» или «Моей девушки», пока вдоволь не наплачется или пока не надоест. Но верх взяла злость и пришедшая с ней убежденность, что оставаться в Эль-Пасо было бы ошибкой.
Направляясь к стенному шкафу за очередной партией одежды, Лейси вдруг замерла, услышав приглушенные звуки чьих-то шагов на лестнице.
Охваченная вспыхнувшей вдруг надеждой, она с колотящимся сердцем бросилась к двери и распахнула ее.
– Робин, – разочарованно выдохнула она.
– Не волнуйся так, мама.
Лейси вернулась в свою спальню.
Робин последовала за ней, рассказывая что-то о Кайле Уокере. Но, подойдя к двери комнаты матери, она оборвала свой рассказ на полуслове.
– О Боже! Что ты делаешь? – вскрикнула она при виде одежды и чемоданов.
– Упаковываю вещи. Мы уезжаем.
– Нет! Не надо! Хватит! Я хочу остаться здесь!
Лейси, не глядя на нее, продолжала вытаскивать свои вещи.
Рыдающая Робин подошла к матери и выхватила у нее из рук стопку сложенных шерстяных кофточек.
– Прекрати! Поговори со мной. Это ведь и моя жизнь.
– Мне жаль, Робин, правда, жаль, – искренне ответила Лейси. – Но нам пора уезжать.
– Зачем нам уезжать?
– Так будет лучше, Робин, – только и сказала Лейси.
– Это из-за Бобби Мака, да?
– Бобби? – постаралась как можно удивленнее переспросить Лейси.
– Я слышала об ультиматуме, который ты предъявила ему в баре.
Лейси нахмурилась:
– Не лучший момент в жизни твоей матери.
– Не лучший момент и в жизни Бобби. Все это сводит меня с ума. Он убегает. Ты убегаешь.
– Никто не убегает, родная, – солгала Лейси.
Лейси не знала, как объяснить дочери, что не может она сидеть и ждать возвращения Бобби. Да, он вернется. Обязательно вернется, но потом снова уедет, и снова, а она будет сидеть здесь год за годом и ждать, когда он наконец покончит со спортом, откажется от лести и славословия, которые на протяжении всей его жизни заменяли ему любовь. Единственный суррогат любви, который он умел принимать и давать.
– Свет не сошелся клином на этом месте, Робин. Перед нами открыт весь мир. – Лейси пыталась говорить с энтузиазмом. – Мы возьмем с тобой карту и покатим. Как в старые добрые времена. Ты и я в пути, в поисках другого места, где нам будет лучше.
– Нет, мама. На этот раз – нет. Я никуда не поеду.
Лейси замерла, держа в руке аккуратно сложенный шарф.
– Ты обязана ехать со мной, юная леди. Ты не можешь остаться здесь без меня.
– Могу и останусь. Я буду работать после занятий. Или вообще брошу школу и наймусь на какую-нибудь постоянную работу. Мне уже шестнадцать, и я могу получить водительские права. Я достаточно взрослая, чтобы жить самостоятельно, хочешь ты этого или нет, – добавила она с вызовом, который прозвучал неестественно и очень неуверенно.
– Ты моя дочь! – закричала Лейси. – И ты будешь делать то, что я скажу. Мы уезжаем – и точка!
Робин, рыдая, бросилась вон из комнаты. Хлопнула входная дверь. Лейси почувствовала нарастающую панику, у нее будто сдавило грудь. Она вспомнила, как совсем недавно сказала Бет, что трудно расставаться со старыми привычками. В чем же дело на этот раз? Просто в старой привычке?
«Нет», – решила она для себя, и ей хотелось верить в это. Она мать и знает, что лучше. А сейчас для них обеих разумнее всего покинуть Эль-Пасо. Приближаются рождественские каникулы, а значит, Робин пропустит не так уж и много занятий, прежде чем они осядут в каком-нибудь новом месте. В более подходящем месте.