Гамильтон вместе с остальными прикидывает, на что будет похожа эта новая жизнь.

– Вас не должно волновать, что подумают другие. Да им, собственно, наплевать. Поймите, вам дано истинное знание; по крайней мере, вы к нему стремитесь. Неважно, насколько глупыми и безумными или странными покажетесь вы остальным. У вас свой путь, другого вам не дано, и все тут.

Гамильтон закрывает глаза. Под сыплющейся с неба слюдяной крошкой лицо его начинает поблескивать.

– В той жизни у вас не было цели, ради которой стоило бы жить. Теперь она появилась. Терять вам нечего, приобретете же вы все, весь мир. Идите, освобождайте землю под новую культуру. Беритесь за топоры, косы, за оружие. Я знаю, что вы обладаете всеми необходимыми в этой битве навыками. Вы умеете взрывать, лечить, строить, рекламировать, маскироваться. Если каждая минута вашего нового дня не будет посвящена обдумыванию того, как можно перевернуть мир, если вы не станете ежесекундно плести заговор, подтачивая изнутри опоры старого мирового порядка, – считайте, что этот день потерян впустую.

Вода, стекавшая по желобам слива, остановилась, замерла, но никому до этого нет дела. Я по очереди подхожу к каждому из моих друзей, смотрю им в глаза.

– Пэм, тебе предстоит большая работа. В новой жизни каждый день будет рабочим и тяжелым. И никаких отговорок! То, что тебе предстоит, можно описать так: ты выкапываешь из земли большое дерево и распутываешь сбившиеся, скрутившиеся в узлы корни, переплетенные какими-то темными подземными силами. Ты готова? Управишься?

– Да.

– Гамильтон. Все, хватит прикидываться дитем неразумным, по ошибке засунутым в уже стареющее тело. Нельзя больше избегать ответственности и серьезности взрослой жизни. Ты сможешь так жить? Ты готов? Управишься?

– Э-э… да.

– Венди, никаких отговорок, никаких уловок: ни наркотиков, ни снотворных, ни алкоголя, ни сверхзагруженности на работе. Никаких усилий, направленных на то, чтобы заставить время промелькнуть незаметно. Дорога предстоит долгая. Ты готова? Управишься?

– Я – да. А наш ребенок?

– Сама ты, может быть, не сумеешь изменить весь мир. Но это сделает наш ребенок. Он и Джейн. Вы станете их учителями, но и они будут учить вас.

– Лайнус, когда ты вернешься, мир не рухнет. Этого повода для внутреннего самолюбования у тебя больше не будет. Не засосет тебя больше и трясина совсем уж полной свободы. Готов ли ты измениться, присоединиться к тому, что будет Потом?

– Да.

– Меган, если потребуется, ты должна будешь отвергнуть и разрушить то, что осталось от истории, убить прошлое – если оно будет препятствовать поискам истины. Большая часть прошлого лишь мешает сделать то, что сделать необходимо: история неподъемным грузом давит на плечи. И при этом прошлое чаще всего оказывается бесполезным. Слишком много нового ждет на пути. Правила придется создавать на ходу. Готова ли ты – вместе с Джейн – измениться, присоединиться к тому, что будет Потом?

– Да.

– А ты, Ричард, готов ли ты к роли тайного агента? Тебе придется уничтожать информацию, перерезать провода, выдергивать звенья. Готов ли ты со всей серьезностью, профессионально заняться планомерным искоренением всего, что мешает задавать вопросы? Готов ли ты уйти в подполье, готов ли проникать в чужеродные системы? Для тебя не составляло труда рассматривать динозавров и ледниковый период как доисторические явления. Готов ли ты теперь рассматривать современность как пост-историческое явление?

– Готов.

Никто не обращает внимания на то, что я не говорю с Карен. Ричард обращается ко мне:

– Слушай, Джаред.

– Да, Ричард.

– А что, если мы не захотим возвращаться? Представь себе, что нас вполне устраивает существующее положение вещей. Вдруг мы возьмем, да и решим остаться здесь.

– Я все думал, когда же прозвучит этот вопрос. Вот вам ответ: если вы хотите остаться здесь и доживать так, как жили, пожалуйста. Но я просто прошу вас подумать об этом. Недолго, секунду-другую.

Через мгновение по их лицам становится ясно, что этот вариант их не слишком привлекает.

– Вот видите: вы сами сделали выбор, и с этим все понятно. Но мне кажется, что у тебя, Ричард, есть еще один вопрос…

– Да, Джаред, ты прав. А что будет, если мы, вернувшись в тот мир, перестанем задавать вопросы? Если мы вдруг прекратим искать, спрашивать?

Я гляжу на Карен. Все тоже оборачиваются и смотрят на нее.

– Карен, ты вспомнила? – спрашиваю я ее. – Ну, вспомнила же?

– Да.

– Что? – кричит Ричард. – О чем вы?

– Я все вспомнила. Ну конечно. Ума не приложу, как такое забыть можно. Ричард… Беб… Мне придется вернуться обратно… туда, в кому.

– Только не…

– Да, – говорит она. – Именно так. Я вынуждена, я должна.

– Что значит «вернуться обратно»? Ни за что! Ты останешься со мной, я тебя никуда не отпущу.

– Этот выбор делать не тебе. Понимаешь, Ричард, это мое решение. И если я не сделаю свой выбор – никто из вас не сможет вернуться ни туда, ни куда-либо еще. Вот что я тогда увидела. Тогда, в семьдесят девятом. Вот оно. Здесь. Я – это и есть ваш план «Б».

– Джаред, ты маньяк, ты психопат, да кто тебе дал право!…

– Ричард, старина, братишка, я бы и рад в психи податься, но увы – не получается. Я абсолютно нормальный. Карен тоже. Пойми, я ведь даже ничего не делаю. Выбор предоставляется вам, вам его и делать.

Ричард почти убит горем – совсем как тогда, в детстве, когда мы разбивались по командам и его никто не хотел брать к себе.

Он говорит:

– А что будет, если я и Карен… если мы все… если мы не примем эту сделку? Что тогда? А может, нам тут нравится и мы хотим остаться? Мы могли бы начать строить новое общество, вся планета была бы нашим ковчегом. Я об этом много думал. Да и все мы так или иначе задумывались над этим в течение прошедшего года. А что – Земля сейчас не рай, конечно, но ведь и не ад. Нечто среднее, как и раньше.

Карен дышит хрипло и сдавленно, это дыхание похоже на работу резиновых искусственных легких из фильма о вреде курения, который нам показывали в школе.

– Ричард, Беб, спасибо на добром слове, но менять что-либо уже поздно. Все было предрешено давным-давно. – Она смотрит на меня. – Ничего не поделаешь. Время от времени кто-то должен приносить себя в жертву. На этот раз – моя очередь.

Пауза. Нарушает ее Меган, которая спрашивает:

– Что нужно сделать, чтобы вернуться?

– Ты бы хоть попыталась за маму заступиться, – вздыхает Ричард.

– Пап, ты никогда не слушаешь, что я говорю. Мама уходит, понятно тебе? Она так решила и у-хо-дит.