Часто попадали под обстрелы, в том числе и минометные, — из-под обстрелов благополучно уходили, иногда на бэтээрах, иногда на «уазиках», — везло, в общем. На войне ведь и генералы, и рядовые солдаты одинаково уязвимы, особенно когда в них стреляют.

Шебаршин, с точки зрения полковника Титова, вел себя в боевых условиях достойно: ни разу не дрогнул. И генерал армии Крючков ни разу не дрогнул. И начальник пограничных войск страны генерал армии Матросов, который часто летал с ними, также ни разу не дрогнул.

Как-то Шебаршин полетел в Югославию подписывать договор с тамошней разведкой. Время еще было мирное, советское, девяносто первым разрушительным годом пока не пахло — в общем, была самая пора для нормальной жизни, чертенячья свистопляска началась потом. Вернулся Леонид Владимирович из командировки довольный.

Вызвал к себе Титова и достал из портфеля кольт — роскошнейший пистолет, отделанный очень нарядно, — протянул кольт Титову:

— Вот. Сдайте, пожалуйста, оружейникам и оформите сдачу как положено…

Титов взял кольт — явно подаренный, наградной, — положил его у себя в кабинете в сейф и, честно говоря, в хлопотах служебных, в заботах, в командировках забыл про него. Не до того было.

Через месяц Шебаршин снова вызвал Титова к себе. Когда Титов вошел в большой кабинет начальника разведки, Леонид Владимирович оторвался от бумаг, надо которыми работал, спросил хрипловатым, явно подпорченным несколькими утренними сигаретами голосом:

— Кольт сдали?

— Не успел, — честно признался Титов, — замотался, товарищ генерал-лейтенант.

Шебаршин отодвинул бумагу в сторону и произнес жестким тоном:

— Вы работаете со мною, а это означает, что вы обязаны всегда неукоснительно выполнять мои указания. Если что-то не получается — докладывайте мне. Понятно? — В следующую минуту голос его помягчел, хрипота исчезла, и он произнес на «ты»: — Молодец, что не сдал кольт. Давай его сюда!

Титов быстро сходил в свой кабинет, достал из сейфа оружие и вернул Шебаршину. Что было дальше с этим убойным нарядным пистолетом, он не знает.

Но застрелился Леонид Владимирович не из кольта.

У Михаила Титова свой взгляд на начальство, руководившее разведкой в его пору, — на Крючкова и Шебаршина; он умел подмечать детали, которые другому подметить было не дано — ему это просто бы в голову не пришло. Крючков был жесткий педант, Шебаршин — интеллектуал.

Он помнит, как зашел первый раз в кабинет к Крючкову — до этого не был ни разу. Крючков стоял у окна и смотрел на улицу.

Повернувшись к Титову, он ткнул пальцем на улицу и спросил:

— Молодой человек, почему фонари горят? Ведь светло же.

Титов приподнял одно плечо: не знал, что ответить, да и электрики, честно говоря, энергию не очень-то и берегли: фонари в «Лесу» часто горели и днем — платили-то не из своего кармана… И электричество было такое дешевое, что сейчас те цены вспоминаются как светлый нереальный сон.

— А? — Крючков колюче глянул на Титова сквозь очки.

— Наверное, профилактика, Владимир Александрович.

— Скажите, чтобы побыстрее заканчивали эту профилактику, — строго произнес Крючков и отпустил Титова.

Очень часто Крючков сидел в кабинете допоздна, работал. Как-то ему захотелось чаю, а буфетчицы уже не было, отпустили. Титов в это время дежурил в приемной. Крючков вызвал его:

— Заварите мне стакан чая.

Титов заварил. Нормальный крепкий чай, «рабочий», что называется, — голова от него делается ясной и усталость пропадает… Принес чай Крючкову — в серебряном подстаканнике, на подносе.

Взгляд у Крючкова мигом сделался колючим.

— Вы что, хотите меня отравить? Пойдемте, я научу вас, как правильно заваривать чай.

Бросил в стакан несколько чаинок, штук шесть, не больше, и залил кипятком.

— Вот так надо заваривать чай.

В «Лесу», по дороге от главного корпуса к дачам, располагалось небольшое уютное озерцо. Там поселилась утка и жила несколько лет, выводила утят, иногда даже зимовала, иногда, если предугадывала январские и февральские холода, улетала на юг.

Как-то Крючков появился в приемной раздосадованный:

— Вчера у утки было десять утят, а сегодня только девять. Где десятый?

— Ворона утащила, Владимир Александрович, — виновато произнес Титов.

— Отстрелять ворону! — жестким тоном произнес Крючков.

Все это мелочи, третьестепенные детали, но без них, как ни странно, не существовал сложный, очень мудрый механизм, именуемый разведкой. Здесь, в «Лесу», учитывалось все. И сейчас все это вспоминается с теплом и благодарностью. И самим Титовым, и его товарищем Мацуленко Юрием Сергеевичем, о котором я еще расскажу, и многими другими, кто связал свою жизнь с «Лесом». Средний пласт «Леса» — это множество сотрудников, переплетения судеб и сложные жизненные перипетии, это встречи и расставания, это жесткая работа над секретными документами и слухи, которые ходили среди работников различных управлений разведки.

— Говорят, когда Горбачев назначил Шебаршина начальником КГБ, — рассказывает Титов, — то позвонил Рейгану и сообщил ему об этом. А Рейган ему в ответ: «Ты плохого парня назначил на это место, Михаил», — и Горбачев через день убрал Шебаршина.

Правда это или нет, можно проверить только у Горбачева, но задавать какие-либо вопросы Горбачеву совсем не хочется. Вообще не хочется общаться с этим человеком. Точно такое же настроение было и у Шебаршина.

По мнению Титова, который хорошо знал и Шебаршина и Крючкова, между ними пробежала кошка, и, скорее всего, пробежала она в тревожном августе девяносто первого года, когда, как предполагает Михаил Федорович, Крючков потребовал, чтобы на Белый дом двинулся «Вымпел» — боевое подразделение разведки. Шебаршин готов был выполнить приказ, но попросил дать его в письменном виде.

— Вы мне не верите? — спросил Крючков.

— Верю, но все же… Устное распоряжение к делу не пришьешь.

Встречался полковник Титов с Шебаршиным практически до последнего дня жизни Леонида Владимировича, от общения этого у Титова остались теплые воспоминания, чувство прочности, что ли, и когда прозвучит имя его бывшего шефа, в виски у знаменитого хоккеиста Михаила Титова натекает что-то горячее, заставляющее влажнеть глаза, — это я сам заметил, когда мы несколько часов общались, а потом собрались на небольшой симпатичной кухоньке — Титов, Мацуленко, Прилуков, Катышев, — и помянули Шебаршина…

Одно время Титов был президентом хоккейного клуба «Динамо», много сделал и для клуба, и для хоккея; сейчас он — директор спортивной детской и юношеской школы олимпийского резерва.

Когда есть такие школы и такие директора, можно быть спокойным: спорт наш выживет и займет то почетное место в мире, которое занимал раньше; это мое глубокое убеждение: так оно и будет.