этот персонаж, Savva Pe4onkin: под таким ником главный герой «выходит в виртуальные люди». Он – талантливый, но не слишком востребованный социумом художник: слишком талантлив потому что. Личность, не прогибающаяся под трёхмерку несмотря на маленькие и большие трагедии чел-овечьей комедии и понимание пресловутой «тщеты всего сущего». Есть и прототип: любопытно, что он текст оценил именно как текст, адекватно.

К. П.: Ну а другие книги – «Коллекция нефункциональных мужчин», например, или роман «Сперматозоиды»: почему такие названия и какова история появления на свет этих сюжетов?

Н. Р.: «Коллекцию нефункциональных мужчин» издал в «Лимбус Пресс» в свое время Виктор Топоров: многограннейшая личность, очень неоднозначная, в том числе для меня, – и тем интересная. Его многие конформисты-литераторы ненавидели, ибо боялись – не дай бог было попасть Топору на язык! Если текст не казался ему достойным, отбривал отменно и спесь сбивал с «засрабов» – заслуженных работников культуры, если убрать сокращение, – в том числе: и поделом. В мою же прозу-жи в далеком 2005-м почему-то поверил, а годы спустя, в 2010-м, пригласил жюрить премию «Национальный бестселлер»… было дело, и было оно – «Нацбест» – преинтересным: но может, просто моложе была, кто знает! Ну а принесла рукопись в издательство, опять же, на авось: была в Петербурге, забрела в «Лимбус» и отдала половину распечатки (вторую половину отнесла другим издателям, даже смешно…). Редактора заинтересовал роман-с-реальностью «Анфиса в Стране Чудес» – так и опубликовали, окрестив за этот текст «Пелевиным в юбке». Что касается романа «Сперматозоиды», то после двух премий, которых он удостоился, его издали в «Эксмо». Главная героиня, бывший врач Сана, оставившая медицину по причине того, что не видит смысла лечить обреченный социум, называет людей «добежавшими сперматозоидами» и не мудрствует лукаво: что ж, она, пожалуй, во многом права. Это такая философская штука – плюс лав-стори, куда без нее, эМ плюс Жэ… Кстати, в почившем (уже) офисе романчик писала, урывками… дома шлифовала: «ворованный воздух», а что делать! Иначе не родила бы этот текст.

К. П.: Как ты умудряешься писать прозу с такими нагрузками?

Н. Р.: Finitа la comedia: все зарисовки постепенно реализуются. Записать всё, что должна, – видовая программа. Иначе вся эта «фуэта фуэт» лишена смысла.

К. П.: Просто книга, просто текст – этого современным критикам и читателям недостаточно. Трейд-маркетологи хотят, чтобы все было четко расставлено по полочкам: жанры, целевая аудитория, даже гендерная принадлежность. Твою прозу называют интеллектуальной, экспериментальной – а как ты сама для себя ее определяешь? И как относишься к такому «четкому позиционированию», когда читателя заранее настраивают на определенную модель восприятия текста?

Н. Р.: Бирки навешаны… на книжном базаре все, ну или почти, структурировано так называемыми маркетинговыми ходами: тут впору сморщить нос, но смысла нет. Вопрос «зачем» – иного порядка. Да, на мои издания давно прибили косую табличку «интеллектуальная проза». Хотя – почему она такая уж интеллектуальная? Она – просто проза: о людях и для людей. О любви и ее антониме. О том, что любовь не имеет гендера, возраста, пространственных и временных ограничений… Как пела Вероника Долина, «любая любовь» – вот о ней-то и речь. В частности, в сборниках новелл «ЛЮ: БИ», «Короткометражные чувства» и «Адские штучки» сделана очередная попытка приоткрыть пресловутую тайну «чувства, которое движет миром»: и не суть, кто там кого любит. Главное – градус этого долгоиграющего чуда. И его отличие от кратковременной эмоции. Насчет так называемых экспериментов… для меня-то проза моя вовсе не эксперимент, но способ существования. Просто тексты не ложатся в прокрустово ложе традиционной, привычной (снулой) литературной традиции, вот и всё. Как и пьесы – «Театр из-под пальца» – традиционной (привычной, снулой) драматургии. Разумеется, не так просто найти режиссера для моих М/Ж-моноспектаклей «Мариниана, ЧЕ!» или «Зашибись!». А я четко их вижу на сцене: легко! Ну, может, должно еще лет пятьдесят пройти – и тогда сложится треклятый паззл: это-то вот и можно ставить в театре… это-то вот… впрочем, хороший автор – мертвый автор. Можно смеяться.

К. П.: В твоем послужном списке заметные премии – имени Катаева от журнала «Юность» и – престижная «Нонконформизм» от «Независимой газеты». Что в твоем понимании этот самый нонконформизм? И, главное – каково с этим нонконформизмом живется в современной литературной среде?

Н. Р.: Да никак, я вне тусовки: есть несколько литературных приятелей, но не более того. Как редактор или так называемый литменеджер-литагент, делю круг текстового и человеческого общения на соприродный себе и несоприродный себе – на результаты внешней (оплачиваемой) деятельности это не влияет. Пространство литературы давно раздвоено на личное и профессиональное: параллельные прямые если и пересекаются, то лишь в бесконечно удаленной точке. Мои собственные тексты есть «я-автор», живущий в башне из фиговых листьев, условно говоря. Тексты же прозаиков и сценаристов, которые попадают ко мне в руки на рецензии и пр., – это совершенно другая планета, но я знаю, как туда долететь и как там выжить. Это просто работа, не более, – но и не менее. Профессионализм не пропьешь, как у нас еще изволят шутить. Ну а нонконформизм есть некий внутренний стержень: и ты лучше будешь, к примеру, не дай б-г, собачий-кошачий корм продавать, но писать дешевки на заказ не станешь (мне в свое время предлагали за Шилову поработать литнегром, такой вот анекдот). И еще. Премия «Нонконформизм» уточняет: ты не один, не одна, не одно – иногда это важно: просто так, ни для чего – но важно. Владелец «Независимой газеты» и создатель премии Константин Ремчуков назвал нас, финалистов и лауреатов, богемой. Это, конечно, не совсем так: так называемая богема, наряду с «массами», идет на определенный компромисс и лавирует в разнородном, далеко не всегда дружелюбном социуме уже хотя бы в силу инстинкта самосохранения – но только на тот компромисс, который не противоречит главному: твоему главному, не противному твоей аниме. Есть вещи, которые ты априори не делаешь – не стучишь, не топишь кого-то, не распинаешься: «в моем творчестве…» – и пр., и пр., и пр. Некая аполитичность отсюда же.

К. П.: На данный момент у тебя вышло несколько бумажных книг, это уже неплохо: как складываются отношения с издателями?

Н. Р.: У нас любопытнейшая переписка, достойная отдельной публикации… А уж история со сборником любовных новелл «Я в Лиссабоне. Не одна», который я составила, а отрисовала прозаик и художница Каринэ Арутюнова, чего стоит! Тираж, вопреки логике, так и не попал в книжные магазины, но иллюстрированная великолепными «ню» книга в любом случае есть в Сети… Я собрала группу неплохих авторов, в том числе небезызвестных: это Ян Вишневский, Валерия Нарбикова, Мария Рыбакова, Андрей Бычков и другие. А напечатать сейчас серьезную