Если вы не верите в детские сказки, то поверьте хотя бы на слово, что джинн Аладдина испарялся медленнее, чем этот разрисованный деятель воровских искусств...

«...Слава богу! – вздохнул Андрей облегченно. – Неудачное какое-то местечко! Всякое фуфло вяжется...»

* * *

...Он поднялся и, отойдя метров сто в сторону, присел на горячий песок в непосредственной близости от пляжных топчанов.

«...О! Вот это совсем другое дело! Во все стороны, куда ни глянь, такие виды открываются, шо аж радуют глаза и уши, а на сердце бальзам набрасывают просто ломтями!..»

Андрей подстелил под себя камуфлированные штаны, уселся поудобнее и стал «слушать Одессу» ... Да-да! Именно СЛУШАТЬ!.. Потому, чтобы понять этот город, его не надо рассматривать, раззявив рот, – Одессу надо слушать!

Море было всего-то метрах в трех, и легкий бриз накатывал на прибрежный песок крохотные волны.

– Ш-ш-ш! Ш-ш-ш! Ш-ш-ш!

– Каи-каи-каи! – закричала в вышине чайка.

Нет Одессы без Привоза и без Нового базара,

Там покрыты покупатели и матом и загаром... —

хрипели на столбах старенькие пляжные громкоговорители.

А слева уже начинал разворачиваться «пляжный спектакль».

– Йосик! Йося! – кричала ребенку какая-то тетка с «одесскими формами с Привоза». – Оставь вже эту воду с песком вместе и вже иди сюда кушать! Шо ты там ото пгилип к этому могю, як если бы хотела видеть, шобы ты пгилип уже к своей скгипке! Так ты будешь кушать или я у в последний газ уже тебя спгашиваю!

– Мама! Я не хочу! И мине голова болит! – раздался голос в ответ.

– Йося! Скоко газ тебе вже повтогять, шо голова не жопа – на ней не сидеть! Иди скушай бутегбгод, и она таки пегестанет болеть!

– Мама! Так я хочу достроить этот замок! Или шо? Эти бутерброды куда-то собрались уезжать?

Кудрявенький мальчуган лет десяти был явным коренным одесситом, «одесской национальности», как и его мамаша. Он подбежал к ней и с возмущением развел руки в стороны:

– Я шо, не могу слепить уже то, шо хочу?

– Йосик! Свою большую пулю из кизяка ты есчо успеешь слепить у в своей жизни, я тебе обещаю! И твоя мама знает, когда уже пога кушать! А уже таки пога! – Она достала из сумки парочку кастрюлек, источавших аромат каких-то вкусностей. – У тебе гежим! И скажи мине, как ты сможешь пилить свою скгипку, если даже не сможешь поднять смичок?!

– Так у мине там замок!

– Йосиф! – сказала одесситка строго. – Мине не надо у в моем доме Гастгели! (Имелся в виду архитектор Растрелли.)

И в этот момент эта семейная сцена стала, как это бывало и будет всегда в Одессе, достоянием общественности. В разговор вмешалась такая же одесситка с соседнего топчана:

– Ой! Не морочите мине голову! А на шо вам у в доме Гастгапович?! (В смысле Ростропович.) Шобы потом не знать, иде поставить таки его инструмент?

– Я найду иде! – улыбнулась первая. – А кушать, таки да, уже пога! Ви не желаете? Молоденькая когтошечка с укгопчиокм и чесночком! Пгисоидиняйтесь, пока этот халамидник уже достгоит свои замки! И ваш иде?

– Так с вашим же! И тоже вместо скрипки ковирает этот песок, биндюжник!

Первая одесситка достала вилочки, хлеб, какие-то огромные трехэтажные бутерброды – в Одессе всегда к походу на море готовились основательно! Да и вторая от нее не отставала – кастрюлька с варениками, несколько кусков фаршированной рыбы на фарфоровой тарелочке, помидоры, зеленый лук...

Андрей ухохатывался в душе, глядя на все это пляжное великолепие:

«...Одесса!!! Родная моя!!! Ты не изменишься никогда! Да тут на десятерых взрослых мужиков хватит, а они с детьми пришли отдохнуть!.. – И он почувствовал, как от ароматов потекли слюнки. – Вот с ними я посидел бы, за рюмочкой домашней наливочки! Бог ты мой! Какое же родное-то все!..»

Андрей наслаждался и слушал.

– Ш-ш-ш! Ш-ш-ш! Ш-ш-ш! – шептало, шелестело море.

– Каи! Каи-каи! – покрикивали в небе чайки.

...Ах, Одесса – жемчужина у моря!

Ах, Одесса! Ты знала много горя!

Ах, Одесса! Любимый милый край!

Живи, моя Одесса! Живи и процветай!.. —

похрипывали на весь пляж слова старенькой и такой любимой песни.

«...Так, Андрюха! Пора тебе и остудиться! А то люди не поймут – начнут с вопросами о здоровье приставать!..»

...Слева от Андрея, на стоящих рядками топчанах, давно уже шло действо совершенно другого свойства... Здесь загорала молодежь...

Несколько совсем молоденьких, лет по семнадцать, девчонок загорали «топлес» ...

Четверо из них были со своей компанией юношей, которые раз в пять-семь минут, посидев рядом со своими подружками, срывались, словно сумасшедшие, с места и бежали «купаться» в море, а вот пятая...

Эта девушка была постарше, около двадцати пяти, и одна...

Что само по себе было странно!

Красивая! С длинными темно-русыми волосами, точеными ногами, фигурой гитары и высокой, идеальной формы грудью, она была сплошной провокацией!

Надо знать одесситов, чтобы понимать, что происходило вокруг нее!

Здесь, на пляжах, одинокая девушка уже сама по себе обязательно (!) привлекает внимание противоположного пола! А тут... Да еще и загорает «без верха»!.. Кроме того, что и соседняя компания не обделяла ее вниманием, предлагая то водички попить, то пива, то зажигалочкой «угостят», так еще и праздношатающиеся по пляжу «самцы» раз за разом пытались подсесть на песочек, поближе к ее топчанчику, и заговорить о чем-то...

И каждый раз повторялось одно и то же – она улыбалась, говорила несколько слов и... «претенденты» на руку, сердце и всего остального, что к ним прилагалось, шли дальше по пляжу с «кислой миной».

А Андрей...

Он только наблюдал со стороны. И, что самое странное, успел заметить, что девушка искоса на него поглядывает. Не то чтобы она его специально разглядывала, но... То поверх очков, прикуривая сигаретку, то словно лениво озираясь...

В общем... он чувствовал какой-то интерес к себе, но заставить себя подняться, подойти и попробовать с ней заговорить почему-то не решался.

«...Блин! А ведь красивая же девчонка! И одна... Ну! Давай, капитан, действуй! – И не двигался с места. – Не! Не пойду!.. Обязательно подумает, что очередной „страдалец“!.. Или зэк какой-нибудь... Фреди Крюгер, мать твою! Меня вон и так уже все окружающие рассматривают, как незнамо что! Нет! Не могу!..»

Он самым натуральным образом стеснялся! Нет, не девушки, хотя и ее тоже, он стеснялся своего тела – сплошь исполосованного разнообразнейшими по размерам и происхождению шрамами.

А ее взгляды становились все более частыми и задерживались на Андрее на все большее время. И в какой-то момент он почувствовал, что его джинсовые шорты-плавки, сооруженные им из стареньких, проверенных джинсов всего-то за несколько минут, начинают постепенно становиться малы.