Когда Джегань отстранился от книги на прикроватном столике, которую изучал, Никки очень быстро указала двумя пальцами на свои глаза и на глаза Кэлен, а затем приложила палец к губам, побуждая всех к молчанию. Никки не хотела, чтобы Джегань знал, что она способна видеть Кэлен, и даже что она знает Джиллиан. Чем меньше он знает, тем безопаснее будет этим двоим – если только можно говорить о безопасности, когда находишься в плену у императора Джеганя. Не дожидаясь какой-либо ответной реакции, Никки отвернулась от Кэлен и от Джиллиан, чтобы предстать перед Джеганем.

Когда он обратил к ней злобный пристальный взгляд, Никки показалось, что она вот-вот потеряет сознание. Одно дело просто помнить его, и совершенно другое – вот так стоять перед ним.

Оказаться вновь под испытующим взглядом этих кошмарных глаз – это лишало мужества.

Она знала, что ее ждет.

– Так, так, – сказал Джегань, обходя вокруг кровати и не сводя взгляда с Никки. – Посмотрите-ка, кто наконец-то вернулся к нам. – Он изобразил широкую улыбку. – Ты все так же прекрасна, как в каждом сне, который я видел с тех пор, как ты была здесь со мной последний раз.

Никки не была удивлена его обходительностью, которая на самом деле ничего не значила. Никогда не известно, как он поведет себя в следующий момент – именно это заставляло тех, кто находится рядом с ним, пребывать в постоянном страхе. Его гнев мог вспыхнуть в любую минуту от малейшей причины или вообще без нее. Никки помнила, как однажды он задушил раба, уронившего доску для нарезки хлеба, а в другой раз видела, как император мимоходом подхватил падающее блюдо с бараниной и протянул назад слуге, уронившему его, не прерывая при этом своей беседы.

В значительной степени это непостоянство императора лишь отражало точно такой же иррациональный, непредсказуемый и непостижимый характер самого Ордена. Добродетельность – или адекватность – чьего-либо самопожертвования ради общего дела измерялась по загадочным и непостижимым стандартам. Удача или неудача, казалось, здесь всегда зависела от прихоти. Для простых людей такая неопределенность неизменно означала пребывание в муках сомнений. Тяжелое бремя постоянного беспокойства делало любого человека готовым обвинять в подстрекательстве к бунту кого угодно – даже друзей или близких, – если это позволяло укрыться от дурной судьбы.

Подобно множеству других людей, Джегань тоже думал, что может добиться расположения Никки с помощью самой незначительной пустой лести. Он любил воображать, что способен быть очаровательным. Хотя по сути его комплимент восхвалял скорее его самого, чем ее.

Никки не преклонилась пред ним. Она отчетливо осознавала присутствие металлического кольца на шее, которое препятствовало ей пользоваться своим даром. Хотя у нее не было никакой защиты против этого человека, она не собиралась притворяться, выражая уважение поклоном, как не собиралась вилять хвостом перед его ясно обозначенной похотью.

В прошлом, несмотря на способность использовать свой Хань, ее действительная безопасность заключалась в полном безразличии к тому, что он мог бы с ней сделать. Во все то время, когда он был способен войти в ее разум, а на ее шее не было этого кольца, ее способности, как волшебницы, мало чем могли помочь ей, точно так же, как и другие его пленницы, сестры Тьмы, сейчас были беспомощны, несмотря на то, что ни одна из них не носила на шее металлическое кольцо.

Ее защитой всегда было ее отношение к себе, та позиция, которую она занимала, а не ее способности.

Прежде Никки ничуть не тревожило, ударит ли он ее или даже решит в какой-то момент убить. Она считала, что достойна любого страдания, которое он мог причинить ей, и даже собственная смерь не вызывала у нее беспокойства. Это делало ее безразличной к существовавшей всегда возможности, что он по какой-то причуде убьет ее.

И хотя теперь благодаря Ричарду все это изменилось, она не могла позволить Джеганю знать глубину и природу этих изменений. Ее единственный шанс, ее единственная защита заключалась в том, чтобы заставить его думать, что в этом отношении ничего не изменилось и что она заботится о том, что сейчас может случиться с ней, никак не больше, чем заботилась об этом в прошлом.

Госпожу Смерть не должно беспокоить, может она пользоваться своим даром или нет. И поскольку она Госпожа Смерть, то и кольцо на шее не значит для нее ровным счетом ничего.

Джегань слегка потеребил большим и указательным пальцами пучок волос под нижней губой. Его взгляд оценивающе проходил по ней с головы до ног. Он позволил себе глубокий вздох, будто прикидывая, с чего же начать.

Долго ждать ей не пришлось.

Он резко ударил ее тыльной стороной руки, достаточно сильно, чтобы ноги ее оторвались от земли. При падении она ударилась головой об пол, но, к счастью, толстый ковер смягчил удар. Последствия удара ощущались так, будто мышцы на подбородке разорвались, а кость раскрошилась. Шок от удара ошеломил ее до бесчувствия.

И хотя вся комната, казалось, шла кругом и клонилась в разные стороны, Никки была полна решимости подняться на ноги. Госпожа Смерть не ежится от страха. Госпожа Смерть встречает все с полным безразличием.

Оказавшись на коленях, она вытерла кровь в уголке рта внутренней стороной запястья, стараясь восстановить чувство равновесия. Подбородок и челюсть, несмотря на боль, оказались неповрежденными. И теперь она изо всех сил пыталась встать на ноги.

Прежде чем она сумела подняться, Джиллиан бросилась между Никки и Джеганем.

– Оставьте ее!

Когда Джегань, уперев кулаки в бока, уставился на девушку, Никки украдкой бросила взгляд на Кэлен. Она заметила тусклый отблеск боли в глазах женщины. И по тому, как дрожат ее пальцы, совершенно отчетливо поняла, какую именно боль доставляет ей Джегань через кольцо на шее. Подобная упреждающая боль имела целью удержать ее там, где она есть, не допуская ее вмешательства.

Никки решила, что со стороны Джеганя это было мудрым.

Сколько она себя помнила, Никки всегда умела быстро оценивать, что за человек перед ней. Это оказалось ценной способностью, поскольку выживание в неожиданных и ожесточенных схватках часто зависит от точной оценки тех, кто противостоит тебе. И Никки могла сказать, просто глядя на Кэлен, что та была опасной женщиной, женщиной, которая привыкла сама управлять событиями.

Джегань ухватил Джиллиан рукой сзади за шею и поднял, как недисциплинированного котенка. Она пронзительно завизжала – больше от испуга, чем от боли, – пока он тащил ее через комнату, удерживая в воздухе, и царапала его мощные руки без всякого эффекта. Ноги молотили по пустому пространству. Джегань отвел в сторону тяжелый занавес, прикрывающий вход в спальню, и выбросил Джиллиан наружу.

– Эрминия! Присмотри за ребенком. Я хочу побыть наедине со своей королевой.

Никки успела заметить, как сестра Эрминия, обхватив Джиллиан, потащила ее назад, в темноту. Быстрый взгляд в сторону подтвердил ей, что Кэлен была по-прежнему на том же самом месте, на ковре, и все ее тело слегка подрагивает. Слеза от пронзавшей ее боли скользнула по щеке. Никки подумала, осознает ли Джегань, какую боль и сколько ее он адресовал Кэлен? Зачастую он не осознавал, какую силу прилагает. Его неконтролируемый гнев, как правило, бывал универсальным, затрагивающим не только мускулатуру, но и разум.