куда идём и «за каким случаем». Мы назвались слесарями, работавшими на фабрике в Киржаче, где никто из нас на самом деле не бывал. На вопрос, где у нас инструмент, Аитов ответил, что на фабриках инструмент хозяйский. Работник сказал хозяину: «Они, должно, и вправду мастера, только по другой части» – намекая на воровское дело. Подвыпивший работник обратился ко мне: «Если ты был в Киржаче, то сколько там церквей?» Ну, я ответил, что называется, с бацу: «Пять!» Работник провозгласил с торжеством: «Вот и видать, какие они мастера!.. Одна там всего церковь. Вы не то что в Киржаче, знать, и близко от него не были!» Он разгорячился и готов был броситься в драку. Хозяин внушительным тоном посоветовал нам выметаться, пока до полиции дело не дошло. Забрали мы свои котомки и палки и ушли. Я опасался, что за нами снарядят погоню. Но всё обошлось. Так-то вот…

12

Бесхитростный рассказ Александра Осиповича о «хождении в народ» произвёл на Сергея неожиданно сильное впечатление. Кто же такие революционеры? Какое они имеют отношение к народу? Есть ли у них право навязывать народу свою волю и свои принципы жизни? И что такое народ?

В крестьянской России народные массы жили обособленно от прочих тонких социальных слоёв. Слишком велика была многовековая пропасть между образованными горожанами и крестьянами. Даже «баре», подобные князю Петру Кропоткину, воспитанные при крепостном праве, были лучше знакомы с бытом и нравом «простого народа», чем большинство студентов, не считая немногих разночинцев.

Бунты подобны отдельным мелким очагам болезни. Мог объявиться крестьянский «царь» Емельян Пугачёв. Или разбойник Стенька Разин, ставший невольно народным вождём. Или Иван Болотников, создавший крестьянское войско. Но это были не более чем крупные бунты.

Революция – сотрясение всего общества. Революционеры подобны болезнетворным бациллам. Они внедряются в народные массы, возбуждая в них неприятие существующего строя.

Народ – инертное живое вещество, состоящее из многочисленных клеток, не имеющее скрепляющего воедино скелета. Государство – жёсткий каркас общества. Власть подобна нервной системе с главным и периферическими центрами.

При дворцовом перевороте обновляется главный центр управления. Организация общества не меняется.

Революция деформирует весь общественный организм, включая народные массы. Это тяжёлая болезнь…

Тут мысли Сергея, наведённые рассказом бывшего народника, стали путаться. Возможно, сказывалось болезненное состояние. Терялась аналогия общества с обычным организмом.

К чему призывают анархисты? Разрушить государство. Что это значит? Высокоразвитый организм со сложным внутренним скелетом превратится в студенистую массу, в простейшее беспозвоночное. Это же в биологическом смысле деградация!

Конечно, и медуза сложно организована, и моллюск. Но всё-таки от них до млекопитающих, человека – «дистанция огромного размера», как говаривал Скалозуб. Неужели структура государства, достигшая необычайной сложности, должна быть разрушена?

В мире живой природы вроде бы не отмечено ничего подобного такой резкой деградации. Неужели этого не учёл Пётр Кропоткин? Правда, деградировали кишечные паразиты, но не до такой степени. Да и общество, в отличие от них, находится не в тепличных условиях…

Позвольте, а разве на планете нет всего необходимого для жизни? Мы, люди, не манной небесной питаемся, а плодами земли, дышим воздухом, пьём воду. Не означает ли это, что нас можно уподобить тем самым паразитам, которые существуют и деградируют в благообильной среде?..

Нет, что-то тут не так. Мы добываем блага в поте лица и напряжением ума. Именно благодаря своему разуму мы по праву хозяйничаем на земле. Недаром об этом сказано в Ветхом Завете…

Но хорошо ли мы живём на этой планете? Скверно живём, в постоянных распрях и войнах, убийствах, насилии, грабежах в разных формах, включая государственный грабёж.

Предположим, анархическая революция в России завершится победой. Общество освободится от скелета государственной системы. Но избавит ли это от других, негосударственных форм грабежа и убийств?

Ну хорошо, люди, обретя свободу, станут лучше, честней, совестливей (хотелось бы верить). Но люди-то разные! Они воспитаны в системах феодализма, капитализма. Как они вдруг преобразятся в ангелов? Невероятно. А если останутся люди «с гнильцой», с вирусами зависти, жадности, подлости, хитрости, корысти – что с ними делать? Перевоспитывать? Каким образом? Они сами будут заражать других…

Идея справедливости великолепна и возвышенна. Она вдохновляет Дон Кихотов. Но есть и рассудительные Санчо Пансы. Они – масса, народ. За счёт их труда живут доблестные рыцари.

Велики достижения русских писателей, учёных, композиторов, художников XIX века. Тоже за счёт закабаления народной массы. Она как почва, перегной, на котором растут и плодоносят культурные растения. Такова горькая правда жизни общества.

Честный, совестливый, подлинно благородный князь Пётр Кропоткин. Кто он? Сын помещика-крепостника. Ради революционной работы отказался от почётной должности секретаря Русского географического общества. Он выбрал революционную деятельность. Кто его выдал? Рабочий, один из тех, кого он просвещал, кому желал добра, рискуя своей свободой.

Кропоткин писал:

«Кто испытал раз в жизни восторг научного творчества, тот никогда не забудет этого блаженного мгновения. Он будет жаждать повторения. Ему досадно будет, что подобное счастье выпадает на долю немногим, тогда как оно всем могло бы быть доступно в той или другой мере, если бы знания и досуг были достоянием всех».

И дальше:

«Но какое право имел я на все эти высшие радости, когда вокруг меня гнетущая нищета и мучительная борьба за чёрствый кусок хлеба? Когда всё, истраченное мною, чтобы жить в мире высоких душевных движений, неизбежно должно быть вырвано изо рта сеющих пшеницу для других и не имеющих достаточно чёрного хлеба для собственных детей?..

Все эти звонкие слова насчёт прогресса, произносимые в то время, как сами делатели прогресса держатся в сторонке от народа, все эти громкие фразы – одни софизмы. Их придумали, чтобы отделаться от разъедающего противоречия».

От этого гнетущего противоречия стремились избавиться наиболее совестливые молодые интеллигенты-шестидесятники XIX века, ставшие народниками. Они были, конечно же, наивными. Но и доблестный рыцарь Дон Кихот был по-детски наивен. А разве нельзя упрекнуть в наивности Иисуса Христа, вышедшего с проповедью любви к тем, многие из которых позже кричали «Распни его!»…

Противоречивые мысли одолевали Сергея. Он постарался привести их в относительный порядок, работая над очередной статьёй.

Сергей Воздвиженский. Два лика анархизма

Две русские революции 1917 года – явление загадочное. В Западной Европе, да и нигде и никогда не было ничего подобного.

Возможно, будущий историк обнаружит какие-то аналогии. Он проведёт тщательный анализ и беспристрастным умом, как хирург скальпелем, сделает точные разрезы и выяснит причины тяжёлой болезни общественного организма.

К тому времени Россия как великая держава, по-видимому, перестанет существовать. Её разрывают на части разные силы.

В европейских демократиях политическую борьбу