— Дела, — покрутил головой Дмитрий, — как же ты подчиненных учишь?

— Это маршировать-то, или форму в порядке держать?

— Понятно.

Пока они говорили начал накрапывать дождь, вскоре усилившийся и перешедший к ночи в настоящий ливень. К счастью работа по возведению укреплений была уже закончена и уставшие за день артиллеристы укрылись под специально сделанными козырьками. Это было, конечно, не бог весть какое укрытие от непогоды, но, по крайней мере, на голову ничего не капало. Еще одним плюсом было то, что кашевары успели приготовить пищу и люди смогли поесть в относительном комфорте.

— Хитры вы пушкари! — с завистью в голосе заметил один пехотинцев бессарабского полка, кутаясь в промокшую шинель.

— Вам никто не мешал так же сделать, — проворчал в ответ Будищев, облизывая ложку.

— Дык, господа офицеры ничего такого не велели.

— Тогда продолжайте мокнуть.

— А впрямь, Митрий, как ты догадался, что дождь будет? — спросил фейерверкер, отставив в сторону котелок.

— Это не от дождя, — хмыкнул тот в ответ.

— А от чего же?

— От шрапнели. Турки если не совсем дураки, то завтра обязательно ударят по нам из артиллерии. Фугасом в щель попасть не так просто, а вот если шрапнелью пройдутся — мало никому не покажется!

— И ты думаешь, эти козырьки уберегут от чугунных пуль? — удивленно спросил только что подошедший Линдфорс.

— Здравия желаю вашему благородию! — проорал вытянувшийся бессарабец.

— Вольно, братец, — махнул рукой офицер и полез под козырек.

Будищев и Приходько с прочими артиллеристами тоже приподнялись, приветствуя офицера, но подпоручик остановил их, сидите, мол.

— Ну, так что? — снова спросил он у унтера, испытующе глядя на него.

— Все лучше, чем ничего, — пожал плечами тот. — Шрапнелины все-таки потише летят, чем пули, так что завязнут в земле или жердях. Ну, а если и пробьют, то сила уже не та будет.

— Разумно, — задумался на минуту офицер, — вероятно, следовало бы распространить этот опыт на всю позицию… хотя саперов все равно нет. Инструментов, в общем, тоже. Вряд ли генерал Арнольди согласился бы утомлять солдат работой перед сражением.

— Больше пота — меньше крови, — отозвался в ответ Будищев, но спорить не стал.

Возражений на это замечание не последовало и на какое-то время все затихли. Хотя козырьки и защищали от дождевых капель падающих сверху, но вездесущая вода все равно сочилась отовсюду и вскоре под ногами солдат образовались лужи. Но как бы то ни было, им все равно было лучше, чем пехоте, и пригревшийся в своем углу Будищев ухитрился даже выспаться.

К утру дождь стал стихать, но свое черное дело он уже сделал. Дороги, и без того дурные, совершенно размокли и превратились в сплошные потоки грязи. К тому же ночью генералу фон Дризену пришла в голову "блестящая" мысль усилить Кацелевский отряд резервами и послать к нему на помощь два батальона Херсонского полка с батареей пушек и тремя сотнями казаков. Первые подкрепления добрались до места лишь к шести утра, совершенно выбившиеся из сил, когда турецкие колонны уже выступили из лагеря.

— Гениально! — покачал головой Дмитрий, наблюдая, как еле идущие от усталости солдаты, помогают втаскивать на гору пушки.

Вскоре неприятельские цепи окружили наши позиции с трех сторон, не подходя, впрочем, на ружейный выстрел. В этот момент огонь открыла единственная на нашей передовой позиции батарея четырехфунтовых орудий[64]. Несколько гранат довольно удачно легли среди неприятельских солдат, заставив уцелевших в панике разбегаться, однако, турки, казалось, только этого и ждали. Их куда более многочисленная артиллерия тут же принялась осыпать русские позиции снарядами, и вскоре появились первые погибшие и раненые. Наша батарея, конечно же, отвечала, но у турок было куда больше пушек. Сначала огонь вели не менее десяти орудий, затем их число увеличилось, как минимум, втрое, и к десяти часам они почти подавили русскую батарею. К счастью, к тому времени на позиции встали резервы и под прикрытием их пушек, артиллеристам удалось эвакуировать все, что осталось. При этом был смертельно ранен их командир капитан Нежинцев.

Турецкие аскеры, тем временем, подступали все ближе, и вскоре между ними и русскими пехотинцами завязалась ожесточенная перестрелка. Османы, ободренные удачными действиями своей артиллерии, активно наседали и вскоре подошли так близко, что можно было различить черты их лиц.

Дмитрий за все это время не сделал ни единого выстрела. Отодвинув одного из наводчиков, он стал на его место и, стиснув зубы, ждал пока турки подойдут к намеченным им ориентирам. Самойлович и Линдфорс, которых он успел посвятить в свой план, нервничали, но помалкивали, а вот пехотинцы уже открыто негодовали, причем как солдаты, так и офицеры.

— Господа артиллеристы! — громко воскликнул капитан Воеводич, прибывший еще ночью из штаба фон Дризена, и оставшийся на позициях. — Не желаете ли присоединиться к нам?

Прапорщик покосился на аксельбант генштабиста, и снизошел до объяснений:

— Ждем пока турки подойдут к заранее пристрелянным ориентирам.

— Прапорщик, что вы тут выдумываете? Приказываю немедленно открыть огонь!

Но не успел Воеводич договорить последнюю фразу, как стволы сначала одной, а следом за ней и второй картечницы пришли в движение и в самую гущу вражеских солдат ударили свинцовые струи. Огневые точки мгновенно заволокло дымом, который не успевал сдувать довольно свежий ветерок, но "адские машины" продолжали упорно стрекотать, прерываясь только на время необходимое для замены магазинов. Раздосадованный капитан, хотел было сказать еще что-то уничижительное в сторону наглых артиллеристов, но, подняв на секунду глаза на противника, так и застыл с открытым ртом. Казалось, что по турецкой цепи прошлась гигантская коса, срезавшая аскеров одного за другим и укладывающая тут же их трупы ровными рядами. Наступающим в узком проходе между холмом и речкой врагам, было просто некуда деться, и они продолжали рваться вперед, тут же падая под ноги наступающих товарищей. Мягкие свинцовые пули, оставляя небольшие отверстия при входе, на выходе из тел вырывали целые куски плоти, летевшие в следующие ряды аскеров. И эта ужасная картина деморализовала не меньше, чем вид павших товарищей.

Наконец внимательно наблюдавший за избиением турок подпоручик Линдфорс подал сигнал, и митральезы замолчали. А когда дым рассеялся взорам обороняющихся предстала совершенно апокалиптическая картина лежащих ровными рядами турок, совершенно покрывших своими телами землю.

— Чёрт возьми! — только и смог сказать Воеводич и, сняв с головы кепи, вытер мгновенно взмокший лоб.

— Господин капитан, — обратился к нему Самойлович, — передайте его превосходительству, что на этом участке вражеская атака отбита.