— Как вы можете так крепко спать? — спросил Ионгден. — Я всю ночь не сомкнул глаз.

Увидев, что я собираюсь принять другое положение, он быстро добавил:

— Осторожно! Не становитесь на пол!

Я посмотрела вниз. Пока я спала, обстановка изменилась. Тюки, которые я попросила убрать, чтобы сесть, передвинули в другой конец купе, и на них расположились их владельцы. В образовавшемся пустом пространстве виднелась лужа.

— Что это за потоп? — спросила я у ламы. — Да еще… этот запах, — продолжала я, когда мое обоняние, притупившееся во время сна, снова обострилось.

— Это пипи, — отвечал мой сын. — Они разрешали детям мочиться на пол всякий раз, когда те не могли терпеть. (Кроме двух младенцев, с нами ехало трое мальчиков постарше.) Один из них, — продолжал Ионгден, — сделал кое-что более существенное в плевательницу. Они задвинули сосуд под полку.

Стоявшая у окна корзина, на которой громоздились другие вещи, плавала в воде. Ее хозяев, казалось, это не волновало. Не стоило осуждать этих бедных людей. Все проходы были завалены вещами, и путь к туалету был закрыт. Приложив немало настойчивых усилий, я сумела туда пробиться и обнаружила, что в кабинке расположились три женщины — они провели там всю ночь, так как им было некуда деться. Одна из китаянок, сидевшая на стульчаке, встала, уступая мне место. Война свела на нет всякие правила приличия: мы превратились в животных.

Наш поезд в очередной раз долго стоял на маленькой станции. Мимо него один за другим прошли два встречных эшелона, переполненных солдатами. Уже совсем рассвело; было видно, что в вагонах много раненых в окровавленных повязках, часть раненых на носилках разместили на открытых платформах.

Пассажиры, проведшие ночь на полу в коридоре, вышли подышать воздухом. Улучив момент, я перенесла один из наших тюков к окну и уселась на него.

Длинные воинские колонны тянулись к вокзалу по дороге, поднимавшейся в долину; другие части следовали вдоль железнодорожного полотна. Их сопровождали сотни навьюченных мулов, лошадей и ослов. Некоторые солдаты, подобно кули, несли на плече длинную бамбуковую палку, на каждом конце которой висела чаша, сплетенная из ивовых веток. Они также перевозили множество мелких предметов, среди которых нередко встречались металлические эмалированные тазы, использовавшиеся для различных целей, о чем я уже рассказывала.

Все медленно шли в полном молчании. Их тяжелая поступь и согнутые спины свидетельствовали о крайней усталости. В бинокль я разглядела на противоположном берегу реки других солдат. Всё новые части спускались в долину.

— Смотри, — сказала я Йонгдену, — китайская армия отступает. Это не предвещает ничего хорошего.

Я задавалась вопросом, удастся ли нам добраться до Шицзячжуана.

Поезд снова тронулся в путь и медленно двигался примерно с час, а затем послышались крики. Машинист резко нажал на тормоза, и нас сильно тряхнуло. Люди вопили «Фэйцзи! Фэйцзи!» (самолет) и выскакивали из вагонов. И тут мы услышали шум мотора, до сих пор заглушавшийся стуком колес. Над нами кружил самолет. Я увидела, что он снижается на большой скорости, словно собираясь протаранить своими крыльями крышу вагона.

— Ложись! — крикнула я Йонгдену, стоявшему рядом со мной в коридоре, и бросилась на пол, увлекая сына за собой.

«Рак-так-так», — застрекотал пулемет. Самолет не стал задерживаться и полетел дальше. Должно быть, у него было другое задание, и он обстрелял нас мимоходом. Наш вагон не задело, но из хвостовой части поезда доносились крики.

Проводники созывали разбежавшихся пассажиров обратно — поезд немедленно отправлялся. Люди снова наводнили купе и коридоры, и те, кому не терпелось узнать, что случилось, теснились в обстрелянном вагоне. Чуть позже я узнала, что там было двое убитых и трое раненых, причем один тяжело. Точны ли были эти сведения? Мне не удалось это проверить.

Когда мы подъезжали к Шицзячжуану, я увидела три трупа, лежавшие на солнцепеке на вокзальном перроне. Один из них покоился на носилках, а два других — прямо на земле. С одного сняли гимнастерку цвета хаки, чтобы прикрыть лицо, и он лежал с голым животом. Голова другого была перепачкана кровью, а третий лежал с открытым ртом, и были видны все его зубы.

Вскоре после полудня поезд прибыл в Шицзячжуан, но остановился далеко от вокзала, возле широкой аллеи, вдоль которой стояли особняки служащих французской компании, прокладывавшей дорогу.

Несмотря на бесхозяйственность китайцев, выкупивших магистраль у французов и пренебрегавших ее техническим обслуживанием, некоторые из этих домов, которые я видела по дороге в Тайюань, выглядели тогда привлекательно. Теперь же на их месте лежали лишь груды камней да деревянные обломки. Мост, под которым поезда проходили на вокзал, частично обвалился, и весь близлежащий квартал состоял из одних развалин.

Как только пассажиры вышли из вагонов, туда ринулась толпа, ждавшая поезд; люди торопились занять места. Мы сталкивались с этим почти везде. Обезумевшие от страха люди думали лишь о том, как спасти собственную шкуру, и были не в состоянии контролировать свои действия. Крестьяне с юга спешили на север, а те, что жили на севере, — на юг. Бежать… бежать! Всё равно куда, лишь бы бежать!..

Главное было убедиться, что все наши вещи целы, и перенести их в поезд, на котором мы собирались ехать в Ханькоу. Я пошла в багажный вагон. Рабочие отцепляли его от поезда, и он был еще закрыт. Локомотив ушел, очевидно, пополнить запасы воды. Пробегавший мимо железнодорожник на ходу сказал Йонгдену, что вещи доставят на другой путь немного позже.

Это сообщение не вполне меня устроило, но, поскольку вагон был закрыт, я решила, что лучше всего подождать на вокзале. Следовало узнать время отправления нашего поезда, после чего я собиралась послать повара за продуктами, а монгол должен был сторожить нашу ручную кладь. После этого предстояло вернуться в багажный вагон, чтобы убедиться, всё ли в порядке.

На вокзале не было ни души, лишь один солдат стоял там на посту. Разрушенные бомбами здания, пути, усеянные обломками, и окрестные дома, превращенные в руины, являли собой печальное зрелище.

Я заметила рабочего, расхаживавшего возле стрелок, и окликнула его. Он ответил на мой вопрос, что поезд с юга, очевидно, прибудет поздно и отправится около двух часов ночи.

Стало быть, нам предстояло провести в Шицзячжуане примерно двенадцать часов. Лучше было, как я и намеревалась, коротать время на вокзале. Город находился довольно далеко, городские ворота на ночь, скорее всего, закрывали, и, если бы мы решили отдохнуть в какой-нибудь гостинице, нам пришлось бы уйти оттуда задолго до отправления поезда. К тому же мне хотелось проследить за выгрузкой и погрузкой нашего багажа.

Я начала говорить слугам, что мы будем делать дальше, но тут вмешался солдат-часовой.

— Уходите, — сказал он, — здесь нельзя находиться.

— Мы ждем прибытия поезда, — объяснил Ионгден.

— Не важно, придете позже. А теперь немедленно уходите.