я плачу, застыв, в панике. Я слышу скрип матраса, когда он встает, и я вскрикиваю от страха, каждый дюйм меня содрогается от ужаса, когда я чувствую тяжелый, теплый вес его тела, опускающегося на колени рядом со мной на ковер. Я жду, что вот-вот его кулак окажется в моих волосах, или треск ремня, или его руки снова, больше оскорблений, больше боли, потому что так всегда заканчивалось. Я была достаточно глупа, чтобы притворяться, что это не так.

— О боже, маленькая, маленькая куколка, мне так жаль, мне так жаль…

Александр тянется ко мне, и я отшатываюсь, пытаясь в панике вырваться из его хватки. Но он не позволяет мне, и мне требуется мгновение, чтобы понять, что он притягивает меня в свои объятия, на свои обнаженные колени, гладит мои волосы, пытаясь успокоить меня.

— Прости, что я ударил тебя, малышка, прости…

Я не могу остановиться. Движения взад-вперед достаточно, чтобы вызвать у меня головокружение. Тем не менее, я все равно сворачиваюсь калачиком у него на груди, прижимаюсь щекой к его гладкой коже, когда он гладит мои волосы, шепча мое прозвище снова и снова, пока извиняется.

— Кто они? — Шепчу я. Я знаю, что не должна спрашивать, но это зашло так далеко, слишком далеко. — Кто эти девушки.

Рука Александра неподвижно лежит на моих волосах.

— Это не твое дело, малышка, — говорит он, его голос жесткий и злой, и я чувствую, как он напрягается, ярость начинает возвращаться, когда его рука сжимается на моем затылке. — Тебе не следует задавать такие вопросы…

Я не знаю, откуда берется смелость, на самом деле. К настоящему моменту я должна была бы знать лучше. Я должна слезть с его колен, схватить свою одежду и, убежать обратно в свою комнату, снова стать его питомцем. Мне следовало бы забыть о том, что вообще произошло сегодня вечером, забыть о желании большего, забыть обо всем, но я не могу.

Вместо этого я отстраняюсь, глядя в его горящие голубые глаза, и пытаюсь хоть раз поговорить с ним как с равным. Не как девушка, которой он владеет, не как девушка, за которую он заплатил сто миллионов долларов, не как один из его питомцев, не как его маленькая куколка. Как девушка, которая влюбляется в него, девушка, которая только что трахнула его, девушка, которая хочет знать почему, ее сердце разбивается на миллион кусочков.

Я помню, как он спрашивал о моих ногах в тот первый день, когда мыл меня, и как он разозлился, когда я не ответила. Я также помню, что он больше никогда не спрашивал.

— Я расскажу тебе о своем прошлом, — шепчу я, мой голос едва слышен. — Если ты будешь честен со мной.

Александр замирает. Я вижу, как он думает, принимает решение. И затем, как будто он принял решение, он внезапно подхватывает меня на руки, грациозно встает, прижимая меня к своему обнаженному телу, несет меня обратно к кровати, откидывает одеяло и укладывает меня на матрас, забирается рядом со мной и натягивает одеяло так, что он прикрыт до бедер, а я могу натянуть простыню до груди, прикрывая меня, пока он спокойно смотрит на меня.

— Очень хорошо, — тихо говорит он. — Но сначала ты.

Я нервно облизываю пересохшие губы. Я не уверена, что мне нравится такой расклад, он мог услышать мою историю, а затем отказаться от соглашения поделиться, но я полагаю, что он мог думать то же самое обо мне. В любом случае, мне повезло, что я зашла так далеко. Я не совсем в том положении, чтобы действительно вести с ним переговоры, но он это разрешает.

— Меня пытали, — тихо говорю я. — Моя лучшая подруга была в беде, и она была беременна. Русская братва хотела ее, и она еще не доверяла мужчине, за которого вышла замуж, пытаясь сбежать от него. Я работала под прикрытием и спала с некоторыми из Братвы, пытаясь получить информацию, которая помогла бы ей, помогла бы ей найти выход из своего брака и города. Заместитель начальника ее мужа узнал и пытал меня без его ведома или разрешения. — Я делаю вдох, прогоняя воспоминания о страхе, панике и мучительной боли, потрескивании горящей плоти и ощущении ножа, вонзающегося в подошвы моих ног. — Он порезал мне ступни, а затем сжег их паяльной лампой. Он сказал, что я больше никогда не буду танцевать, и он был прав. В тот день моя балетная карьера закончилась. Как ты знаешь, иногда трудно ходить из-за атрофии и рубцовой ткани. Я впала в сильную депрессию и не заботилась о себе так, как должна была. С тех пор моя жизнь изменилась. Я не была прежней.

Я вижу, как выражение лица Александра темнеет, пока я говорю, его глаза сужаются, и их наполняет выражение чистой, ненавистной ярости.

— Где этот человек? — Жестко спрашивает он, когда я замолкаю. — С ним следовало бы сделать то же самое. Я должен сделать то же самое с ним для тебя…

— Он мертв, — тихо говорю я. — Моя подруга застрелила его. Он мертв уже некоторое время.

Александр на мгновение замолкает. Когда он, наконец, заговаривает, его тон торжественный и низкий, его глаза не совсем встречаются с моими.

— Мне тоже причинили боль, Анастасия, — говорит он наконец. — Возможно, не так, как тебе, не так… физически. Но мой отец был жестоким человеком. Я уйду в могилу, клянясь, что моя мать умерла из-за его пренебрежения. Его вторая жена была такой же жестокой женщиной, как и он, и она часто причиняла мне боль разными способами. Она наслаждалась моей болью, потому что я был напоминанием о том, что она была не единственной женщиной, которую он когда-либо брал в постель или сделал своей женой.

Он делает глубокий, медленный вдох, его пальцы теребят одеяло.

— На протяжении многих лет я пытался спасти другие сломанные вещи. Других сломленных девушек, таких как моя сводная сестра, которой мой отец причинил такую боль, что она в конце концов умерла. — Медленно Александр поднимает свой взгляд на мой, и я вижу глубину боли в нем, что он вспоминает что-то, о чем он очень старается не думать часто.

— Александр, мне так жаль…

— Просто послушай. Я никогда никому об этом не говорил, но… — Он делает глубокий, прерывистый вдох. — Сейчас я пытаюсь найти все прекрасные вещи в мире, которые больше никто не полюбит, потому что они в чем-то ущербны. Моя сводная сестра была ущербна. У нее была косолапость, с которой она родилась, она не могла правильно ходить, несмотря на всю свою красоту. Мой отец ненавидел ее за это и утверждал, что она будет истощать его всю свою жизнь, что никто никогда на ней не женится. И все же… — Александр качает головой, его лицо