373. Дилих в то же время сказывает, король Стефан II ходил на Русь, чтоб изгнанного князя Боцена снова посадить и по духовной отца своего Коломана русскими нанесенный ему стыд отмстить, но своими вельможами отговорен. Потом сказывает в 1133 году, стр. 132, Борис, подложный сын Коломанов, рожденный от сестры Болеслава польского, созвав руссов, поляков и других, пошел в Венгрию, но руссы, уведав подлинно, что он не прямой сын Коломанов, равно же и поляки, переменив мнение свое, возвратились. Здесь почему Ярослава Боценом именует, неизвестно. Но Стрыковский весьма иначе о том: «Князь же Ярослав владимирский, изгнанный от прочих русских князей, жил в Польше четыре года, и Болеслав, собрав воинство, пошел к Киеву; у Перемышля пришли к нему в помощь Коломан, брат короля Стефана угорского, и Володарь с Васильком перемышльские и князь Владимир Володаревич. Ярослав же, взяв 7000 угров и поляков, пошел наперед и грады свои, Владимиром взятые, захватил; Владимир же, не надеясь на войска свои, уехал в Белую Русь. Ярослав, возвратясь к обозу королевскому, пришел к Киеву и приблизился ко вратам людским, тогда вышли пешие войска киевские. С ними же Ярослав встретясь, мужественно напал и разогнал их. Другие, приспев из града, множество угров и поляков побили, под Ярославом коня пробили, и из сего жесточайшая битва произошла. Киевляне хотели его пленить, а угры и поляки не давали, даже ночь наступала, и киевляне помалу уступили. Ярослав же многими ранами уязвлен был и через несколько дней скончался, а Болеслав и Коломан, учинивши мир с воеводою киевским Андреем, возвратились», кн. 3, гл. 10. Сие весьма неправо; ибо не умолчали бы русские и венгерские летописцы о приходе к Киеву, и Андрей, сын Владимиров, был во Владимире, а не в Киеве, воевода же Андрея нигде не упоминается.

374. Здесь не первый раз о ереси против уставов церковных, как например о поклонении иконам, постах, монашестве и пр., противоречить дерзали, но, обличенны будучи, покаялись или наказанию подвергнуты и погибли, как и ниже несколько таковых показывается. Только сожалетельно, что о том обстоятельнейшего описания, чем кто свой толк утверждал и оное как опровержено и осуждено, не осталось, без которого истинных обстоятельств видеть и разуметь не будем, а чрез неведение многие претыкаются и падают. Однако в таковых обстоятельствах двоякое рассуждение предлежит: 1) Насколько от историй древних известно, такие ересиархи, или расколов начальники, большею частию люди, любочестием побежденные, и по остроумию вымыслив что-либо для показания, себя показали и, прибирая доводы от писания святого, неправо толковали. Как то о Арие, Несторие и прочих видим, которые сладкоречием множество народа за собою влекли, и хотя тот спор не в легких делах состоял, но первенствующая церковь, не тая то, на соборах вселенских, с достаточными доказательствами описание оставили и памяти предали и тем людей от прелести освободили; другие же люди вовсе безумные, и никакого у людей ученых согласия не имевшие, но только простых людей многоречием прельстили, как то видим Ягана фон Лейдена, от которого анабаптисты произошли. Равно сему наши раскольники староверы, или лучше сказать пустоверы, никакого догматического о вере представления не имеющие, за самые не относящиеся к вере и закону дела распрю воздвигнув, отпали и множество тысяч погубили. И таковые басни умному иногда писать скучно и стыдно. 2) Причина удержания таковых известий бывает властолюбие церковнослужителей, что они когда от кого-либо в их учиненных против писания святого для власти и сребролюбия законах правильно обличаемы бывают, то, не могши терпеть, злобно осуждают и губят. А боясь народа, чтоб их злость и безумство пред всеми не обличилась, истину таят, а лжи на оных обличителей, сплетая, объявляют, как то видим, древние идолослужители на беспорочных первоначальной церкви христиан, а также римские папы на церковь восточную клеветали. Но что обретает такая ложь и утаение истины, кроме большего им возражения? Ибо все, видя на осужденного неправо сплетенные клеветы, более обвинителя осудят, рассуждая, что, не имея надлежащих для обвинения причин, злостно ложью винят, и тем единым к оным приклоняются, а когда же представлено явное и доказательное, то никого более не прельщает. Наши же писатели, как видим, таких коварств не употребляли, но только одно, простоту и краткоречие любя, оставили, или другие после, не любя истины, написанное уничтожили, как то во многих местах обнаруживается; или более веры заслуживает, что оные прения богословами отдельно описаны, были да погибли, а историки, ведая, то кратко упоминали, как то о соборе церкви Иоанна I Макарий в летописи кратко упомянул, а деяния собора отдельно описал.

375. Стрыковский 1124-го, когда король Болеслав ходил войною на датского короля, тогда Володарь, князь перемышльский, разорвав прежде учиненный мир, пришел в Польшу с сыном своим Владимиром и, многие волости без сопротивления разоряя, с немалыми корыстями возвратился. Болеслав, идучи из датского похода, пошел прямо к Перемышлю и все разорил и попалил. Владимир же, собравшись с князями, хотел его прогнать, но Болеслав войско русское победил, многих воевод побил. А Володарь ушел в Галич и собрал снова войско, но умер, оставив после себя сынов Владимира и Ярослава на Перемышльском королевстве. Стрыковский, кн. 5, прибавляет, что его дети в Польше воевали.

376. Стрыковский, кн. 5, гл. 10, в лето 6633, от Христа 1126, мая 10 дня, Владимир Мономах, великий князь и самодержец, сын Всеволода, жизнь со смертию переменил. Сей Владимир, войдя на престол Киевский, государство Российское, как республику бедствующую и разоренную от несогласия и убийства междоусобного наследников Владимира Великого, самодержца русского, силою своею от погибели удержал и, укротив несогласные языки, все княжения во единое тело совокупив, в монархию, или самодержавие, снова привел. Того ради силен был всем неприятелям, половцев язычников сколько крат поразил, у генуэзцев италиан, владевших тогда в Таврике, ныне Крым, Кафу, или Феодосию главный их град, взял. Сей когда близ моря на битву устроился, вызвал воеводу генуэзского на поединок. И когда оба сошлись, Владимир, мужественно наехав с копьем, с коня воеводу ссадил, и взяв его живым, связав, привел вооруженного к воинству своему, и снял с него цепь златую великую, бисером и многоценными камнями изрядно устроенную, которая и ныне есть в сокровищах русских. И когда государи русские помазываются на престол, сию цепь, которую бярма именуют, на себя возлагают; а также есть пояс со златом и бисером и шапка княжая со златыми полосками и дорогими камнями, изрядно сделана, к освящению на княжение и к венчанию на престол [Владимир Мономах] оставил; их же и ныне государи русские, наследники его, со всяким благополучием употребляют. А так как сей Владимир на поединке славную над неприятелем кафским победу имел, того ради с греческого Мономахом, или Поединщиком, его прозвали. От сего вот Владимира великие князи русские и ныне род свой непрерывным поколением ведут. Здесь Стрыковский согласно с русскою о поединке говорит, которое тогда случилось, как он к Кафе в 1095 году ходил, н. 312. Только о поединке и взятии тогда Кафы ни в одном виденном мною манускрипте не написано, да и о походе его и при окончании жизни о поединке только в двух написано, явно оное давно утрачено.

Изяслав II, кн . курский . Всеволод Мстиславич, кн . Новгорода . Ростислав Мстиславич , кн. смоленский . После смерти Владимира принял престол русский в Киеве сын его старший Мстислав и о том послал всем князям объявить и звать их на совет к Киеву. Братьев же своих оставил всех по уделам по завещанию отцову: Ярополк в Переяславле, Вячеслав в Турове, Юрий в Ростове и Суздале, Андрей во Владимире; сынов своих: Изяслава в Курске, Всеволода в Новгороде, Ростислава в Смоленске. И хотя черниговские князи весьма то Мстислава восшествие на престол осуждали, поставляя себя боле старшими, но, ведая храбрость и великий ум Мстиславов, с молчанием оставили, поскольку не был никто в состоянии противоречить ему.