Итак, следующим пунктом его анабасиса были батареи, им не замеченные. Затем князь едет к цепи. Еще одно не менее удивительное утверждение. Цепь — на берегу Альмы. Реку перешли или уже переходят англичане. То, что одинокий корпусный командир не попал к ним в руки или просто не был убит, можно объяснить, на мой взгляд, тремя вещами:

1. Князь был не там, где он думает, попросту заблудившись в дыму.

2. Князь просто лжет и далее батареи не удалялся.

3. Князь все-таки дошел до цепи, но, попав под пули (вот где ему могли изрешетить шинель и убить лошадь), быстро ретировался к батарее.

Единственный, кто мог знать правду, это его ставшая притчей лошадь. Но она сказать об этом не могла, ее все-таки убили…

Владимирская Альминская эпопея началась вскоре после того, как красные мундиры британских пехотинцев перемахнули через вал батареи, выбив оттуда остатки казанских егерей.

«…На батарею мы ворвались, переколов штыками или застрелив, засевших там стрелков, но, увы, мы не были достаточно сильны и оказались, в свою очередь, вышвырнутыми из батареи на склон холма…». Именно так представилось происшедшее сержанту королевских фузилеров Тимоти Гоуингу.

64-летний генерал Горчаков, ветеран Бородинского сражения, был в ужасе от взятия неприятелем батареи. Тем более, что в руках у англичан оказались несколько артиллерийских орудий. Князь прекрасно понимал, чем грозит ему потеря артиллерии, и не испытывал ни малейшего желания навлечь на свою седую голову гнев Императора. Нужно было искать срочно хоть один полк, хоть один пехотный или егерский батальон, который мог выбить англичан из захваченной ими батареи, вернуть потерянные орудия. Казанцы, первыми попавшие под выстрелы и попытавшиеся атаковать неприятеля, к тому времени частью вели бой с фузилерами 7-го полка, частью, укрывшись за батареей, были перебиты, частью выходили из боя. Оставался только Владимирский пехотный, до того времени стоявший вне выстрелов, и находившийся в резерве Углицкий.

Пока над полем сражения носилась смерть, владимирцы находились в относительной безопасности. Маясь бездействием, офицеры с удивлением рассматривали долетавшие английские пули и не могли понять, что это такое. Еще одно подтверждение совершенной военной необразованности массы офицеров русской пехоты — никто не знал, что это за пули, которые прозвали «наперстками». За консультацией пошли к артиллеристам, но и те не могли сказать ничего конкретного. Общий консилиум пришел к глубокомысленому заключению, что эти углубления заряжались зажигательным составом и служили для воспламенения артиллерийских зарядных ящиков. Идиллия была недолгой: «…через мгновение мы узнали на опыте назначение, цель и действие этих наперстков».

Первые английские пули врезались в ряды владимирцев не с фронта. Со стороны моста англичане стали обстреливать открывшийся им 3-й батальон полка. Пули предназначались, конечно, казанским егерям, но доставались почему-то владимирцам.

«…вдруг, глядим, щелкнуло — первый фланговый, Микулин, шатнулся и обрушился. А тут другой, третий… «Господи, воля твоя!».

А вскоре прозвучал сигнал «В атаку!». Большинство офицеров 16-й дивизии утверждает, что ее организовал Квицинский, а Горчакова там не было. Версия же о второй атаке владимирцев, которой не могло быть, была специально придумана для оправдания Горчакова в глазах Императора. Во всяком случае Розин, офицер Владимирского полка, говорит, что: «…князь Горчаков, спустя немного, подъехав к 3-му батальону, повел нас в атаку…». Это самое «спустя немного» случилось после того, как «…батальоны Владимирского полка ударили в штыки» и «…неприятель, не приняв атаки, быстро отступил к реке, где, устроившись, поражал наши батальоны из развернутого фронта штуцерным и артиллерийским огнем». То есть бесцельно бродивший по полю боя Горчаков «…обратился к владимирским батальонам, бывшим левее впереди эполемента», уже совершившим движение вперед и отбившим батарею.

И только после этого Квицинский встретил подошедшего нему с левой стороны батареи Горчакова, сообщившего командиру дивизии две очень важные вещи:

1. Что под ним убита лошадь (!!!).

2. Что в Е.И.В. Великого князя Михаила Николаевича егерском полку, «при котором он был», перебиты все начальники.

После этого князь ушел, оставив Квицинского самому решать, что и как делать дальше. Командир дивизии принял решение держаться на занятой позиции.

Мнение британцев более категорично и нелицеприятно: большинство русских генералов во время боя бесполезно слонялось по тыловым полкам, не пытаясь повлиять на ход боя. Мы не будем сейчас полемизировать насчет того, кто из них и как себя вел. Например, ни один из тех же бригадных начальников в сражении не только себя не проявил, но и обозначил, лишь попав в плен.

В любом случае несомненная личная храбрость Горчакова не могла компенсировать его неумение руководить собственными войсками. На этот счет можно лишь привести слова прусского военачальника Гнейзенау, произнесенные им, когда в 1815 г. в сражении при Линьи прусский главнокомандующий Блюхер лично возглавил кавалерийскую атаку шести эскадронов, едва не стоившую ему жизни: «Храбрость главнокомандующего отлична от храбрости начальника дивизии и от храбрости капитана гренадерской роты…».

Генерал Обручев в своих «Смешанных морских экспедициях» одним из первых сказал, что храбрость Горчакова привела к бессмысленному убийству солдат и офицеров. По его мнению, действие было достаточным до момента возвращения владимирцами батареи (как раз то, что совершил Квицинский).

С этого момента, как гласит азбука теории военного искусства, контратака как вид боя завершается, то есть может считаться успешно выполненной. Для последующих действий (а в данном случае это уже совсем другая атака) требовалась новая подготовка огнем артиллерии (которой уже не было) или стрелкового оружия (чего не сделали, положившись на мифологический штык). То есть Горчаков нарушил аксиомы своей профессии (знал ли он их вообще, вот в чем вопрос?), а это никогда не может не привести к расплате.

Вместо того чтобы, заняв батарею, подтянуть к себе Углицкий полк, собрать стрелков и моряков, выждать на месте новую атаку противника, «…сам во главе владимирцев бросился на англичан, которые, выйдя из сферы нашего огня, начали, было, устраиваться, чтобы вновь атаковать эполемент вместе с подошедшими к ним на подкрепление батальонами дивизии герцога Кембриджского. Атака эта была неудачна».

Все это ни в коей мере не умаляет доблести Владимирского полка. Находившийся вне зоны выстрелов, на южном склоне курганной высоты, всего в 200–300 метрах от бригады Кодрингтона, хозяйничавшей в укреплении, полк продемонстрировал образец выучки, но, увы, примененной при безнадежно устаревшей в этот день тактике…

Кстати, о времени ранения Ковалева. Розин утверждает, что командир полка был ранен во время первой атаки, то есть еще до появления Горчакова. Квицинский говорит то же самое.