— Был братом, Зафир. А потом стал дьяволом.

— Я не хотел…

— Ты не хотел? Ты сделал это, а потом стал угрожать!

— Я не знал, что делаю. А потом испугался.

— И это, по-твоему, тебя оправдывает?

— Меня ничто не сможет оправдать.

— Так зачем мы здесь?

— Я хотел попросить прощения, Назефри.

— Прощения? — прогремел баритон Камилли, который ворвался в помещение, словно ураган.

Он стал перед Назефри, заслонив ее своей спиной, и сжал руки в кулаках.

— Не нужно, Камилли, — попросила она, но он не слышал.

— Ты ублюдок, Зафир. Поддонок. Не будь у тебя твоего дара, я выбил бы из твоей паршивой головы все мозги. А потом бы отрезал твой член, чтобы ты никогда не смог повторить содеянное.

— Я понимаю, Камилли, но это ничего не изменит.

— Ты остался безнаказанным за свои деяния. И это волнует меня больше всего.

— Что ты знаешь о наказании, Камилли? Разве есть способ более извращенный, чем понимать, что любишь человека, который ненавидит тебя, чем знать, что ты самое последнее ничтожество во Вселенной и пытаться это изменить, но быть не в силах что-либо исправить?

— А, теперь ты мучаешься?

— Я всегда мучился. Бог свидетель, я не хотел этого!

— Но сделал! На что ты рассчитываешь теперь? На прощение? На ее доброту? На то, что она не проклянет тебя перед смертью?

— Да, Камилли. Каждый имеет право на искупление, и я тоже хочу его получить! — взревел Зафир. — Назефри, пожалуйста, прости меня. Что я должен сделать, чтобы прекратить это?

— Умереть, Зафир, — ответила Назефри и отвернулась. — Ты предал меня, свою семью, ты надругался над всем, что было в твоей жизни. В страхе за свою жизнь ты надеялся получить прощение? Так вот, Зафир: я не прощаю тебя. Запомни это. Я всегда буду презирать и ненавидеть то отродие, которым ты стал. Пойдем, Камилли. Нам больше не о чем с ним говорить.

Назефри повернулась к двери, а Камилли, занеся руку, ударил Зафира в челюсть. Молодой олманец упал на пол, но попыток защитить себя не предпринял. Камилли подлетел к нему и нанес удар ногой в пах. Зафир закричал от боли и согнулся пополам, в то время, как Камилли продолжал избивать его.

— Мразь! Никогда не смей к ней подходить! Никогда не смей говорить с ней! И не вздумай больше смотреть на нее, иначе я уничтожу тебя другим способом. Ромери не оставит тебе шансов, если узнает о том, как ты воспользовался своим даром. И тогда ты действительно потеряешь все. Ты хорошо запомнил? — спросил Камилли, склоняясь над его стонущим телом.

— Да.

— Повтори!

— Да, я все запомнил.

— Будь ты проклят, ублюдок! — проревел Камилли и плюнул на него. — Будь ты проклят!

Назефри не было жаль брата. Она молча наблюдала за тем, как Камилли избивает его, и это зрелище заставляло чувствовать ее себя по-другому, по-новому. Отомщенной, наверное. Как бы там ни было, но после того, как они ушли, оставив его лежащим на полу одного, она неожиданно поняла, что простила брата. Странно все же. Простила ему то, чего нельзя прощать, и словно освободилась сама.

Нигия проснулась рано. Точнее сказать, она вообще не спала. В голове, словно рой назойливых мух, мелькали нехорошие мысли, и женщина никак не могла прогнать их прочь. Нигия встала, привела себя в порядок и направилась в столовую, где надеялась выпить чашку черного чая с лимоном. Сквозь распахнувшуюся перед ней дверь, она увидела его, в одиночестве сидящего за столом. Фуиджи пил остывший кофе.

Нигия молча прошла к чайнику, заварила себе крепкий напиток и забросила в чашечку желтую дольку.

Фуиджи выглядел уставшим и измотанным. На его суровом, измененном временем, но все еще красивом лице, залегли глубокие морщины.

— Это правда, что она убила бы тебя, раздели ты Урджина и Эсту?

— Скорее всего, — ответил Фуиджи.

— И ты был готов принять подобный конец?

— А что еще я должен был делать? Семь лет назад я попытался разрушить этот брак. Я приказал Лу нанести как можно больше оскорблений этой маленькой особе, чтобы вынудить ее потерять над собой контроль. И строго запретил Лу рассказывать правду об ее внешности. Я ведь видел ее не раз, и прекрасно понимал, насколько ее красота привлечет внимание нашего сына. И Клермонт в свое время нашел именно я. Красивая доннарийка, но не Эста.

Нигия прошла вперед, села напротив него за стол и уронила голову на руки.

— Почему ты женился на мне, Фуиджи?

— Странный вопрос, Нигия. Потому что любил тебя.

— Но почему ты полюбил меня? Я никогда не была самой красивой, у моей семьи, за исключением громкой фамилии, не осталось ничего. А перед тобой бисером рассыпались молодые девушки, яркие, богатые, знатные, но ты все равно выбрал меня.

— Я часто вспоминал тот день, когда впервые тебя увидел, — ответил он. — Тот прием, посвященный дню рождения моего отца. Ты смотрелась белой вороной, окруженной полчищем наряженных сияющих девиц. И была настолько напугана происходящим, что почти весь вечер простояла в углу, держа в руках наполненный бокал с шампанским. А я то и дело бросал на тебя вороватый взгляд и не понимал, по какой причине ты настолько привлекла мое внимание. Почему я полюбил тебя? Не знаю, полюбил и все. Только потом, спустя какое-то время после женитьбы, понял, что для меня ты всегда будешь олицетворять все то, чего так не доставало мне самому: наивность, доброту, отзывчивость, мягкость и, конечно же, любовь. Может быть, поэтому мы так часто ругались с тобой? Ты была лучше меня, а я не мог с этим смириться. Никто даже не верил, что на самом деле наш брак заключен по любви.

— Да, ты кричал, что ненавидишь меня, а затем врывался ко мне в спальню и без каких-либо просьб о прощении, заставлял меня поверить в то, что в действительности испытываешь совсем другие чувства. Я верила, и все повторялось вновь. И со временем я устала от этого, Фуиджи. Возможно, знай я всю правду о тебе, твои поступки и действия нашли бы оправдание в моей душе, хотя, наверное, это ничего бы не изменило.

Фуиджи медленно поднялся со своего места, оставив недопитый холодный кофе на столе, и подошел к двери.

— После того, как мы покончим со всем этим, ты можешь оставить меня. Я тебя отпускаю.

Нигия подняла голову и посмотрела ему вслед.

— Так просто? — спросила она.

— Да, так просто, — ответил он и вышел из столовой.

Она опустила глаза и взглянула на одинокую дольку лимона, плавающую в темной чайной заварке. Фуиджи в ее жизни стал таким же кусочком этого кислого фрукта: она не могла его есть без сахара, но и пить чай без него Нигия давно перестала.

Фуиджи стоял в своей каюте и смотрел в иллюминатор. Дверь за его спиной бесшумно распахнулась и в нее вошла Нигия. Он обернулся к жене и застыл.