Так или иначе, в какой бы необычной для меня форме ни была высказана эта мысль, в ней определённо крылась доля истины. Ведь я сам, если использовать язык тех же символов, полюбил купаться в котле. И заслужил доверие чертей, чтобы позже занять их место.

Тут надо сказать, что моя модификация оказалась дефектной с самого начала. Именно потому мне не досталось условно божественного имени. Я считаюсь среди богов “младшим”, поскольку был последней отчаянной попыткой реанимировать безнадёжный проект. Все прототипы, созданные до меня, ушли на утилизацию; причём многие из них сделали это осознанно, спровоцировав техников всеми возможными способами.

Генетики много раз порывались прекратить производство откровенного брака, но всякий раз возвращались к попыткам: слишком им не хотелось терять тот потрясающий пси-потенциал, который продемонстрировали модели моей линейки. Никто из сиблингов не мог похвастаться таким уровнем пси-показателей.

Но была во всём этом и негативная сторона: при всём уровне пси-способностей (или, что лично мне представляется более вероятным, благодаря ему) мои предшественники демонстрировали недопустимо низкий уровень агрессии, полную неспособность подчиняться приказам и неприятие боевых задач. Все военные паттерны, вживляемые в сознание, отторгались в течение нескольких дней; попытки заставить их убивать проваливались.

Что в совокупности делало их, по сути, бесполезными.

Меня собирались утилизировать ещё в колбе. Списать, как ненужный мусор. Но куратор проекта, закономерно опасаясь за свою голову, уговорил дать его детищу последний шанс.

И вот он я.

По всем признакам, изначально я должен был повторить судьбу предшественников. На это указывало всё. Но было во мне кое-что, что меня от них отличало: я очень хотел жить. Настолько, что был готов даже воспользоваться техникой частичного замещения личности.

Если я не умею убивать, то этим может заниматься не-совсем-я.

Идею подал Деймос, кстати. И сейчас, оглядываясь назад, сомневаюсь, что он сделал это случайно.

Впрочем, я не стану спрашивать. Не хочу знать ответ.

Я склонил голову, позволяя волосам упасть вперёд, и потянулся к голодной, жадной, хищной бездне, лежащей за чертой сознательного. Той самой, где в каждом человеке (и не только) живёт жажда насилия, в обычное время более-менее успешно связанная рамками цивилизации, гуманизма и здравого смысла.

Эта бездна есть у каждого. Кто-то признаёт её, кто-то игнорирует, кто-то в неё падает…

Я же использую её.

Сознание привычно дрогнуло, зрение помутилось, чтобы через пару мгновений обрести почти невозможную чёткость. Чужие мысли и чувства перестали иметь какие-либо значения: мозг фиксировал их, но не выдавал никакой эмпатической реакции.

Именно так обычно чувствуют себя психопаты.

Я перехватил контроль над маской и оскалился, когда распахнулась дверь.

“А они вовремя, — заметил Деймос вкрадчиво. — Вот это я понимаю — чувство времени. Скажи?”

Я фыркнул. Доктора, всё ещё занятые спором, застыли и посмотрели на меня.

Ну-ну.

Я поднял голову. Я видел своё отражение в одностороннем стекле лаборатории: оскал маски и светящиеся алым глаза.

— Как мило, что вы вернулись, — протянул я, наслаждаясь их ужасом. — Я думаю, у нас осталось несколько незаконченных дел. Не возражаете, если дальше всё будет по моему плану?

Маска с тихим щелчком упала на пол.

Кто-то заскулил. В комнате отчётливо запахло продуктами жизнедеятельности.

Значит, понимают.

Хорошо.

— Не нервничайте, доктор, — я широко улыбнулся, демонстрируя клыки. — Будет весело… по крайней мере, мне.

И восприятие моё сместилось, окончательно выдвигая я-номер-два на первый план.

Они растерялись; я разочарован. Как непрофессионально! Сразу видно, что с суперсолдатами им работать не приходилось. У наших техников на такой случай были многоступенчатые протоколы.

Не то, чтобы они им сильно помогали, правда. Скалюсь, вспоминая… И тут же ловлю интересную мысль.

Вон тот, который медленно пятится к двери под прикрытием остальных, опытен. Его взяли сюда, потому что он уже имел дело с модификантами. Он помнит, как выбирался из пылающей лаборатории. Вспоминает Нико, пытающегося вытащить горящего заживо друга…

Бездна поднимается, ворочается, диктует свои правила.

Больно. Нужно позаботиться, чтобы этому, опытному, было больно.

Он притронулся к моему человеку; он ответит за это.

Тут я-номер-два определил всё очень ясно.

Никто не может трогать моих людей.

Никто не может ставить над ними эксперименты.

Я выбрал их. Теперь это могу делать только я… Или кто-то, но с моего разрешения.

Я уничтожу других.

Охрана вскидывает плазменное оружие. Они ориентируются быстрее, всё же военные. Легко уклоняюсь, ухожу в перекат, вырываю из пола ложемент и отправляю в полёт.

Двое падают (кажется, эта игра называется кегельбан, но я не уверен). Искин собирается поднять тревогу; блокирую его, благо уже начал взлом верхних слоёв.

Оператор, видя, что тревога не активизируется автоматически, пытается включить сигнал вручную.

Выключаю оператора, запустив в него двухсоткиллограмового процедурного робота.

Я же говорил? Весело!

Доктора пытаются сбежать, но я не позволяю, конечно. Они всё ещё живы, собственно, только по одной причине: я не хочу, чтобы это было просто. И быстро.

Слишком свежи воспоминания о их мыслях, и разметке на конечностях, о беспомощности… Я-номер-один не слишком мстителен. Месть нерациональна. И не особенно приятна с эмоциональной точки зрения. Но здесь и сейчас ситуацию курирую я-номер-два, так что доктора не умирают быстро: я уделяю некоторое внимание их костям. С главным доктором проделываю ровно то же самое, что он собирался сделать со мной, и оставляю лежать на полу лаборатории.

Быстрой смерти он не заслужил.

Теперь остался этот, опытный. Который протянул свои грязные лапы к моему человеку.

Здесь я позволил себе задержаться подольше, влезть в его голову, заставить испытать все грани боли, страха и отчаяния… Мне в искусстве подобного влияния, конечно, далеко до Деймоса или Гипнос. Но при наличии должного стимула…

“Что он сделал? — уточнил Деймос с толикой любопытства. — Не подумай, я вообще не в претензии. Но пытаюсь понять, почему тебя так зациклило на этом, конкретном. Не вполне похоже на тебя.”