Зорич заметил:

— Надо, «Метелик», помочь нашим парням в освобождении. Подумай хорошо, как и кого мы сможем задействовать по облегчению сначала режима их пребывания в тюрьме? А потом, сам понимаешь…

Он не успел ещё договорить фразу, как Ян смело продолжил её — по выводу их из гестаповской неволи! Побега! Выкрасть их надо!

— Правильно мыслишь — в счастье не следует быть чрезмерно самоуверенным, а в беде не надо терять уверенность, — всё же продолжил мысль майор Зорич. — Большое и важное дело делается спокойно при наличии хорошей продуманности очередных шагов. Прежде чем идти, каждый человек просчитывает свои шаги по выбранному пути — тротуару, тропинке, болоту.

Покинув лагерь, Ян через приятеля-переводчика антифашиста — звали его Ержи — сделал всё возможное, чтобы русские оказались в одной камере. А по ночам словацкие парни подкармливали узников: то лишнюю пайку хлеба передадут, то вручат по кружке кипятка, разбавленного сливовицей для поддержания жизненного тонуса, то дадут по кусочку колотого сахара, а то искренне улыбнутся. Последнее было немаловажной психологической подпиткой — рядом сочувствующие, рядом патриоты, а может, и освободители.

Пленники понимали, что в тюрьме действуют если не друзья, то явно ребята, добрые по характеру. А словаки Янек и Ержи ещё знали другое — долго их держать в тюрьме не будут, если не замордуют при допросах и пытках, то непременно в скором времени расстреляют. А лётчика могут и повесить: самолеты русских тогда много бед наделали гитлеровцам.

Слово Святогорову:

«И тогда мы вместе с "Метеликом" разработали конкретный, хотя и дерзкий, план операции по спасению боевых товарищей. Надо было видеть, с какой гордостью сидел за штабным столом наш смелый Янек.

Ещё бы! Он не только наравне со мной и капитаном Путиловым планировал операцию, но и становился её главным участником, основным исполнителем!

"На дело" отправились вечером, чтобы к месту операции прибыть к полуночи, когда в тюрьме было меньше людей. В телеге, кроме Янека, сидели партизаны Алоиз Ковач, Дюло Шкваренина и руководитель операции Данило Грунтовой. Документы имели безукоризненные, под тужурками — пистолеты, гранаты, финки.

Подъехали никем не останавливаемые к площади, и под покровом ночи каждый занял своё заранее обусловленное место. Данило засел на чердаке пустующего дома, откуда были хорошо видны входные ворота тюрьмы. Вид был, как на ладони.

Алоиз обосновался у тюремной ограды. А Дюло, растворившись в темноте, медленно прохаживался недалеко от ворот. Ходил по самой кромке площади.

Янек был занят своим будничным делом: он отправлялся на топливный склад, где обычно получал брикеты бурого угля для тюремной кухни. Привычно загрузив телегу, паренек поболтал со сторожем, угостил сигареткой и, не торопясь, подъехал к тюрьме. Часы пробили полночь. Значит, в тюрьме остался лишь дежурный надзиратель да несколько солдат в караулке.

Янек нажал кнопку звонка, и тут же появился знакомый караульный по имени Франц. Впустив истопника, он постоял рядом, наблюдая за тем, как тот не спеша сбрасывает брикеты. Потом он заторопился: в караулке ждали его друзья с картами.

— Я пошел, — бросил он на ходу. — Да и ты поторапливайся, если хочешь сыграть с нами.

Теперь надо было действовать быстро и точно по плану.

Прихватив пузырек с хлороформом, полученный у нашего доктора Сухаренко, и большую марлевую салфетку, Янек поспешил в тюремную контору. Как и предполагал "Метелик", надзиратель спал, обхватив руками телефон, соединяющий тюрьму с гестапо.

Янек сделал всё, как велел доктор, — смочил хлороформом марлевый тампон (правда, потом узнал, что чуть переборщил, — надзиратель едва не уснул навеки от его "наркоза").

Управившись с надзирателем, Янек бросился к выдвижному ящику, в "сотах" которого, как он давно заметил, хранились ключи от камер, а также от ворот и калитки. Отыскал нужную связку — и бегом к камере, где сидели ребята. Бесшумно открыл кованые двери и помог полуживым парням добраться до калитки. А там рядом переулок, где узники попали в объятия друзей».

Янек возвратился быстро, положил ключи на место в пирамидку, и неторопливо, подавив в себе волнение, — выдавало только сильное сердцебиение, но благо оно не фиксировалось охранниками, — пошел в караульное помещение к картежникам, где полным ходом шла шумная настольная игра. От азартного ража рожи у игроков в карты раскраснелись. Они спорили, перекрикивали друг друга, гоготали, курили и злились потом из-за пойманных стрессов поочередных проигрышей.

— Садись с нами, — пробасил тощий, высокого роста, как-то неловко скорчившийся караульный, вездесущий Франц.

— К сожалению, не могу остаться — дел дома по горло, — ответил Ян и вышел во двор в сопровождении этого же караульного.

Подпольщик действовал внешне неторопливо: взгромоздился на передок телеги, расправил вожжи и вдруг "вспомнил", что куда-то запропастился кнут.

— Франц, будь другом, пошарь там, в конце подводы…

И вот кнут найден. Франц своим ключом открыл замок ворот и распахнул тяжелые металлические створки. Порожняя телега прогромыхала по пустынным мощеным улицам городка, захватив в заранее обусловленном месте заждавшихся ребят».

Все были рады результату сложной, но безукоризненно точно проведенной операции. Стали поочередно обниматься и скупо по-мужски целоваться. Надо было спешить, пока не опомнились тюремщики. Доброе дело сделано с гражданским и военным мужеством. Оперативное мышление военного человека — майора Зорича задавало только вектор действий. А исполнители — люди гражданских профессий — претворяли в жизнь то, что было в голове руководителя группы. Вот уж действительно, победа приходит тогда, когда гражданское мужество и мужество военное проистекают из одного начала.

Данило Грунтовой пожал Янеку руку и проговорил теплым, заботливым тоном:

— А теперь, братишка, быстрее уноси ноги, пока не начался переполох в тюрьме и гестапо. Фашистские ищейки бросятся по следу — непременно станут тебя искать. Так что делать ноги надо. Ты влепил местным гестаповцам такого леща, что у них ещё долго будут гудеть головы и гореть от стыда за свои ляпы щеки. Ты разъярил их. А что ждет их от начальства?!

— Что я, я ни при чем, — хитро улыбнулся «Метелик». — Я только уголёк разгрузил — четко исполнил свои обязанности…

Слово Святогорову:

«Лишь наутро в тюрьме всполошились, заметив пропажу важных "преступников". Подняли на ноги весь гарнизон, но беглецов и след простыл. Допросили всех, кто дежурил той ночью, но так и не дознались, кем же был усыплен надзиратель, как был совершен побег, — все ключи находились на месте.

Спасенным летчиком оказался член экипажа того самого самолета, который так восторженно восхвалял Данило Грунтовой.

Это был стрелок-радист Николай Метелкин, "ангел небесный", которого Данило обещал задушить в объятиях при встрече. Такая встреча состоялась. Он нежно обнимал раненого советского сокола.