На передке, расставив толстые ноги, стоял великан с огненно-рыжими бровями. Больше волос на его теле не было нигде. Одеждой ему служил лишь длинный кусок жгуче-оранжевой ткани, перехлестывающей левое плечо, грудь и живот. Проходя между ногами, она концами была завязана на спине. Материю и кожу покрывали мелкие капли крови; на шарообразной голове, на затылке, лбу и лице была татура, изображающая такой же, как у воинов, шлем в виде скорпиона. Левую руку великан поднял и отвел в сторону, в правой сжимал алый бич с лохматым, покрытым мелкими крючьями концом. Лицо, искаженное гримасой крайнего напряжения, судорожно сведенные мышцы, блистающие огнем глаза — все свидетельствовало об исступлении, в котором пребывал огненнобровый.

Подняв бич, великан полоснул им по блестящим от пота и крови черным спинам рабов — двое упали, тут же поднялись, вновь натянув ремни, — и заговорил голосом, казалось, негромким, но полным такого мрачного самозабвенного неистовства, что каждый горожанин на улице услышал его:

— Проклята Камнем отступница из Огненной Руки! Проклята светом, проклята Огнем, проклята Вечным Солнцем! Ныне узнайте: Рука восстала против воли Камня и будет погребена в яме железных клешней!

Повозка, движущаяся медленно и величаво, уже почти достигла Эльханта, нависла над ним — теперь агач едва различал, что происходит вверху. Щелкнул, зазвенев крючками, бич. Раздался скребущий звук, и полное муки приглушенное мычание, вырвавшееся из-под стянувшей рот повязки, донеслось до ушей Септанты.

— А вы, дети Жаркого Камня, — вы не предали Его?! — прорычал голос. Вслед за этим темные от грязи пятки глухо ударились в камни, и повозка качнулась, когда великан спрыгнул. Всего в шаге от себя Эльхант увидел ноги, затем свистнул бич — несколько горожан вскрикнули, когда крюки разодрали лохмотья на их спинах.

Босая ступня сильно пнула его в голову, и агач приготовился вскочить, потому что теперь огненнобровый неминуемо должен быть заметить ножны, выпирающие из прорехи в халате…

— Почему не пришли на помощь?! — взвыл голос над ним. — Почему не отдали тела и души Железному Скорпиону, почему отвернулись от Камня?!

Вновь свист — и опять рядом застонали.

Нет, великан не заметил меча, он вообще не смотрел на Эльханта, равно как и на кого-то другого — взгляд был устремлен поверх спин.

Повозка почти миновала агача. Он отважился чуть приподнять голову и увидел, как сначала одна, а после вторая нога исчезают вверху: жрец залез обратно.

— Три ребенка от каждого квартала! — донеслось сверху. — Два мальчика и одна девочка до утра должны быть доставлены к Обители Жаркого Камня! Каждый второй будет рабом в каменоломнях, каждая вторая — рабыней в Палатах Огня. Остальные станут жертвами на большом алтаре — и молитесь, чтобы Солнце приняло детей ваших, а иначе плата увеличится втрое!

Глубоко вздохнув, Эльхант выпрямился. Он увидел ряд склонившихся под стеной фигур, затылки воинов, столб и залитую кровью спину подвешенной на нем толстухи. Агач не знал, из чего состоит дно повозки, но сейчас ни один из горожан не осмеливался поднять голову, а все те, кто был на ней, глядели вперед. Выдернув из-под коленей полы халата, Эльхант приподнялся, на корточках быстро просеменил наискось через улицу, пригнув голову, нырнул. Зацепившись за камень, упал на бок и быстро глянул вверх. Широкие щели между массивными нестругаными досками были забиты соломой. Задняя ось — желтый ствол дерева со срезанной корой — глухо скрипела, проворачиваясь в дырах, вырезанных в той части бортов, что опускалась ниже дна.

Прозвучал голос великана, свистнул бич, и замычала жертва на столбе. Септанта вставил пальцы в щель, повис — ноги поволокло по мостовой. Текущая из ран жертвы кровь сбегала по соломе и капала на голову Эльханта. Опасаясь, чтобы торчащие из прорехи ножны не звякнули о камни, он поднял сначала одну ногу, всунул в щель пальцы, затем рывком подтянул вторую. И повис, прижимаясь грудью, животом и лицом к днищу, видя в свободной от соломы щели неподвижных воинов в косых солнечных лучах.

Повозку поставили боком у каменной стены. Эльхант спрятался за колесом, обращенным к большой площади, накрытой тенью Пирамиды; прижался к нему спиной, согнув ноги и обняв колени.

Золотой столб — агач сумел разглядеть, что основанием он закреплен в центре тяжелого железного колеса — рабы стащили с повозки и отволокли в глубь площади. Там высился ряд таких же, на них висело около дюжины жертв. Все ушли, но выбраться Септанта не мог: по площади то и дело проходили воины в ярко-желтых доспехах или жрецы — хранители, как назвал их Тор Гилонг, — облаченные в оранжевые одежды, с татуировками в виде скорпионов на лысых головах. Один раз мимо провели толпу изможденных нагих рабов в цепях: людей и с белой и черной кожей, в основном — мужчин, хотя среди них и несколько женщин, и даже двоих тощих детей. На шеях несчастных поблескивали широкие браслеты.

Когда стало темнее, Эльхант вытянул занемевшие ноги, чуть позже перевернулся и лег, выставив голову из-за колеса. Пирамида была далеко по левую руку, столбы с телами — справа, а впереди — ряд невысоких башенок, соединенных кладкой из светло-желтых глыб. По верху стены шла открытая галерея, в каждой башенке имелась дверь. Крыши плоские, окруженные невысокими оградами — над ними то и дело взметались языки пламени, озаряющие головы в шлемах с клешнями: на башнях горели костры и стояли воины. А на площади, когда солнце зашло, солов не осталось, лишь иногда в дверях мелькали фигуры.

Стена Пирамиды, сложенная из одинаковых прямоугольных глыб, не имела входа. Наверное, треугольные ворота, о которых говорил Тор Гилонг, находились где-то в другом месте. Септанта не видел ни единой дороги внутрь.

Трижды до него доносились приглушенные раскаты, проникающие из громады. Противоположную сторону площади озаряли всполохи костров на башнях, но та, где стояла повозка, погрузилась в полумрак. После заката воздух охладился очень быстро, и Септанта пожалел, что бросил плащ — агач положил его на летун, перед тем как Кучек потащил машину в сторону порта… Впрочем, после он все равно закопал бы его вместе с остальной одеждой, прежде чем идти в город.

Наконец решившись, он выбрался из-под телеги, быстро залез на нее и распластался в пропитанной кровью соломе. Выглянул из-за борта: на площади пусто, лишь тела висят на столбах да маячат головы стражников в свете костров. Эльхант перевернулся лицом вверх, рассматривая стену, у которой стояла повозка. Не слишком высокая, она тянулась от пирамиды и не ограждала площадь, но являлась чем-то вроде внутренней перегородки.

Удостоверившись, что под башнями никто не появился, Септанта вскочил, вытянувшись на цыпочках, едва дотянулся до края стены. Оттолкнувшись, заскреб пальцами ног по камням — и плашмя лег на вершине.

И увидел, что с другой стороны на высоте стены висит тот самый большой ковчег, который спускался к башне посреди города северян. Недавно здесь кипело сражение — мостовая у треугольных ворот Пирамиды была оплавлена, там зиял еще дымящийся пролом, где чернела обугленная земля. По левую руку стояло приземистое деревянное здание — хлипкое, с прохудившейся крышей. Возле дверей маячили темнокожие фигуры. Последнее, что разглядел Эльхант до того, как услышать доносящиеся с ковчега голоса, был ряд нешироких квадратных окон в наклонной стене громады.