9 октября, когда 1-й полк отбивался от красных, уже отойдя от города, 2-й с боем перешел реку Сосна. Левый его фланг южнее города встретил упорное сопротивление матросов; центр подошел к городу, но, оказавшись под ударом слева, остановился; правый фланг серьезного сопротивления не встретил. Но туман. Части полка растянулись веером; связь затруднительна. Пулеметный взвод подпрапорщика Сербинова{145}, которому дана задача обеспечивать правый фланг, подъезжает к группе домов. Из дома выходит красноармеец и спрашивает: «Какого полка?» Ему отвечают: «Второго». — «Ничего не понимаю! Все бегут. Говорят, белые вышли в тыл», — говорит он и идет в дом, а за ним Сербинов с двумя своими. В комнате несколько человек. Выходивший из дома берет телефонную трубку, кому-то докладывает о положении, а затем, выслушав что-то и обернувшись, сказал: «Приказано сдерживать белых! На помощь приходит 61-я дивизия». Только теперь пулеметчики заявили, кто они, и, забрав телефон и пленных, вернулись в расположение своих частей.

Туман исчезал, и по мере того, как увеличивалась видимость, усиливалась пулеметная, ружейная и артиллерийская стрельба. Все яснее становилась угроза левому флангу полка со стороны матросов. Совершать перегруппировку рот нет возможности. Приказано: держаться до вечера и отойти за реку, удерживая за собой переправы.

10 октября, усилив свой левый фланг, полк снова перешел в наступление. На левом фланге под ударом «в штыки» матросы стали отходить и остановились на подготовленной и занятой их резервами позиции. (Подошел их отряд, бывший против 1-го полка.) Центр полка опять у города, который защищают два-три коммунистических полка; им взята товарная станция, но наталкивается на баррикады. На правом фланге, где теперь было меньше сил, цепи полка внезапно встретились с наступающей массой красных (бригада 42 стр. дивизии), которая с «Ура!» двинулась вперед, но залегла под огнем. Туман рассеивался. Гремели тяжелые и легкие батареи красных. Марковцы ожидают атаку противника. И, редкое явление, снимают свои пулеметы с тачанок и ставят на землю.

В наступление перешли матросы. Их теперь едва ли не 1000 штыков. Идут планомерно, перебежками с охватом левого фланга. Марковцы стали отбегать. Подлетевший на поддержку пулемет на тачанке замолк: два пулеметчика убито, перебиты и лошади. Приказ отходить за реку. Матросы на плечах полка перешли реку. Со станции Талица снимаются две роты на поддержку.

11–12–13 октября. Выпал первый снег; туман. Красные стремятся развить успех. Тяжелые бои у деревень Пушкарное, Козинка и с. Голубовка. Отчаянно отбиваются марковцы; бросаются в контратаки. Не выдерживают против матросов, грозные цепи которых шли с диким ревом, но быстро собираются, контратакуют и не выдерживают уже матросы, бегут, ища спасения за рекой. В полку большие потери. Ранены командир полка, полковник Морозов, полковник Кудревич. В командование полком вступает капитан Образцов. В это время подходит к полку в составе 150 офицеров сформировавшаяся 1-я Офицерская рота. Положение для полка создавалось угрожающим: красные уже в тылу, на пути к Касторной. Ночами полк побатальонно отводится в слободу Чернава, не к югу, а к западу.

А у Чернавы в эти дни, с утра в тумане, непрерывные стычки трех батальонов 1-го полка и батальона алексеевцев с наступающими красными, которых всегда к концу дня отбрасывали. 1-й батальон полка, получивший задачу провести рейд по ближайшему тылу противника, из-за густого тумана не выполнил приказания. Капитан Попов получил повторное приказание. Под утро батальон с двумя орудиями скрывается в тумане, рассеивает охранение противника и его части в хуторах. В деревне Баранове он разметывает строящиеся части противника, берет пленных, часть обоза, в полном составе оркестр музыки, флаг кавалерийской бригады. Батальону дается короткий отдых. Играет захваченный оркестр. Часа через два батальон выступает дальше, отправив трофеи и пленных в Чернаву. Он сворачивает направо, идет на Афанасьевку. Мелкие стычки, более серьезные с кавалерией. Только во второй половине дня несколько рассеялся туман. Из Афанасьевки красные бежали. Батальон в тылу у красных, почти в 10 верстах от их передовой линии.

Наступает ночь, и снова находит туман. Батальон расположен тесно: он сам весь в охранении на все четыре стороны. Всю ночь на него нарывались всадники, группы красных. Их запирали в сараи; их сотни. Говорят, их части разбегаются. А утром в тумане батальон тронулся назад приблизительно той же дорогой. Ему на этот раз пришлось столкнуться с развернувшейся в бою пехотой. Взятых в плен он оставил в сараях. Батальон благополучно присоединился к полку.

О моральном состоянии частей советской 42-й стрелковой дивизии дал интересные показания один из взятых в плен краскомов. Под Ельцом дивизия была укомплектована до полного состава и готовилась к переходу в наступление. Комиссары и краскомы в ежедневных беседах с красноармейцами убеждали их в скорой и неизбежной победе над белыми и близком конце войны. Один из доводов — малочисленность белых, несущих большие потери, восполнить которые они не могут, так как никто не хочет служить в Белой армии, в то время как силы Красной непрерывно растут. Настроение красных, казалось, становилось бодрее. Но стоило только «чернопогонникам» начать наступление, как моментально пропадала бодрость и охватывала паника. Белые, казалось, были всюду. Роты и батальоны быстро рассеивались или сдавались. Пополнение прибывало непрерывно, но и оно заражалось страхом. Начальство принуждено было принимать суровые меры и включать в полки свежие батальоны из тыла взамен рассеявшихся. Если начальству удавалось заставить свои части драться, то эти части несли всегда огромные потери. Быть раненым для красноармейца — желанный выход из бессмысленной для него войны. Сам пленный краском признавался, что воевал поневоле, чувствовал свою беспомощность, так как дерзкие по смелости действия «чернопогонников» парализовали его ум и волю.

Ну а марковцы? Они держались, несмотря на неделю отчаянных боев, несмотря на значительно уменьшившуюся численность, несмотря на сокращение часов, когда могли отдохнуть. Прошло теплое и сухое время, когда в боях и в охранении можно полежать на земле. Теперь на нее, мокрую и холодную, не ляжешь. Плохо стало и с подвозом пищи, части всегда в движении. Сутками до них не могли добраться кухни с хлебом, а когда добирались, бойцы были рады и месиву в кухне, и черствому, промокшему хлебу. Как отлично ни были расположены к белым крестьяне, но что они могли дать?

Моральное состояние? Оно уже не было прежним. О наступлении