– Будь у кого другого такая Аня, он куда раньше моего во все тяжкие бы ударился, – неожиданно сообщил ему Дружников. – Думаешь, я с ума сошел? Нет, не сошел. Так и есть. Ну, конечно, я путаюсь с вульгарными девками, многие из них просто шалавы. Большинство на мой карман исключительно зарится. А что делать? Плачу им, еще как плачу. Только они мне ровня. С ними можно запросто. И погулять, и отдохнуть, и ни одна не станет разглядывать каждый твой шаг под микроскопом. Не так сидишь, не так свистишь! Я им любой хорош.

– Олег, но это же грязь, – тихо возразил ему Валька.

– Грязь. Согласен. Вот ты Анюте и скажи, чтоб меня по каждому пустяку не допекала. Не скажешь? То-то же! И замуж она за меня не пойдет, пока я не стану таким, как надо ей. А я меняться не желаю! Я, между прочим, тоже большое дело делаю и себя не жалею.

– Делаешь, конечно. Ну и расскажи ей об этом, – примирительно посоветовал Валька.

– А про все остальное как скажу? Про тебя и про меня? Анюта, она считает – я авантюрист и скоро себе шею сверну, в придачу тебя втянул и голову заморочил. Еще и в этом виноват. Она же про нас ничего не знает, и не надо ей знать-то.

На том допрос и кончился. А Валька махнул на все рукой. Пусть разбираются без него. Кто прав, кто виноват. В семейные дела встревать, лишь врагов наживать. Может, Дружников где-то прав, а у Анюты нрав ого-го, ему ли не знать. Хотя от признаний, услышанных им из уст Дружникова, Вальке то и дело становилось не по себе. Он был уверен, и он так чувствовал, что Дружников может и по-другому «снимать кино», необязательно для личного самоутверждения пускаться во все тяжкие.

Лена Матвеева с работы вернулась поздно. Впрочем, с ее ненормированным графиком то было обычное дело. Зуля дома отсутствовал, что тоже в последние месяцы стало явлением довольно частым. Но Лена до поры не стремилась выяснять отношения. Спать ей не хотелось, хоть время и близилось к одиннадцати часам, зато очень хотелось есть, но поздний ужин затевать было неблагоразумно. Лена прошлась по квартире, заглянула в одну, в другую комнату, без дела постояла в кухне у холодильника. Потом решилась, открыла его и вынула из ниши на дверце початую бутылку смородинового «Абсолюта». Налила в стакан водки на два пальца, выпила залпом, даже не закусив, – для нее это было раз плюнуть. В заведении, где ныне служила Лена Матвеева, хитром и несколько потустороннем, пить и при этом не пьянеть научались быстро.

Так уж вышло, что по окончании университета, Леночка Матвеева в смысле работы приняла неожиданное и для многих ее знакомых сомнительное предложение. И поступила на должность в одно из подразделений ФСБ, тогда еще именовавшейся ФСК. То ли сыграл свою роль красный диплом и отличные успехи на военной кафедре, где Лена получила полноценные погоны лейтенанта ПВО. То ли негласная рекомендация ее шефа по преддипломной подготовке, доцента Барского, под руководством которого Лена Матвеева занималась любопытными программными задачками из области компьютерного кодирования. Барский слыл личностью загадочной: ходили слухи, что на факультет он пришел не откуда-нибудь, а именно из той самой организации, которая и пригласила к сотрудничеству Лену Матвееву. И Лена, не особенно раздумывая, согласилась. Хотя была уверена, психологический тест ей ни за что не пройти. Уж она-то ведала за собой такой безнадежный порок, как несдержанная болтливость, и на положительный результат не очень-то рассчитывала. А зря. Тест она прошла – порок, как выяснилось, оказался не таким уж страшным и легко преодолимым. Лена как была, так и осталась экстравертной и чересчур общительной особой, только трепалась она отныне о чем угодно, но не о своих профессиональных делах. Чем иногда злила до белого каления Зулю, который и изначально-то высказался против ее затеи, а теперь вовсе выходил из себя. Ему, мужу, не доверяют! Оскорбительно и противоестественно. Но Лена упорно не желала обсуждать с Зулей свои производственные проблемы.

На работу в Государственную Безопасность она пришла в самое неподходящее время. Когда многие сотрудники, словно крысы, бежали с этого оплеванного и оклеветанного державного корабля. Слыханное ли дело, но в важнейшей из служб случались тогда катастрофические перебои с денежным довольствием. Однако, Лену это не остановило, болтушка там, или нет, но Лена была отнюдь не «глупышка». А значит, прекрасно отдавала себе отчет в том, что долго бесстыдная катавасия вокруг бывшего КГБ не продлится. Демократы или коммунисты, да хоть анархисты и «анпиловцы», – без щита и меча ни одному правительству у руля не бывать. И не просчиталась. В двадцать пять годков уже имела в табельных записях капитанское звание. За какие конкретно заслуги, Лена Матвеева, понятно, не говорила. Многие из старых знакомых ее и побаивались.

Лена, немного размякнув и расслабившись от водки, придремывала у включенного телевизора, когда раздалась журавлиная трель дверного звонка. Поздние гости были в доме Матвеевых не в диковинку, но сегодня Лена никого не ждала. Однако, отвыкнув за последние несколько лет удивляться чему бы то ни было, Лена Матвеева совершенно спокойно отправилась открывать входную дверь. На пороге, дрожащая, как напряженная тетива лука, стояла Аня Булавинова.

– Выгонишь? – с вызовом вместо приветствия спросила Аня, и, не дожидаясь ответа, шагнула внутрь прихожей.

– Нет, конечно. Ты что? – ответила Лена, и покрутила пальцем у виска. – Когда это такое было, чтоб я тебя выгоняла.

– Поздно уже, – обреченно и в то же время просительно сказала Аня.

– Ну и что. Кому ты здесь помешаешь? Мой с твоим опять где-то шляются. Тут и гадать нечего. Спелись два козла, – ответила ей Лена Матвеева, но не печально, напротив, смешливо и задорно, – А мы с тобой, соломенные вдовы, тоже зевать не станем и выпьем по маленькой. Ты в каком отношении?

– Я – за. Только чуть-чуть, – согласилась Аня.

Лена усадила подругу в гостиной комнате, чтоб немного пришла в себя. Сама пошла на кухню за атрибутами, необходимыми их импровизированному, небольшому застолью. Анютиному приходу она была рада, хотя и понимала, что для восторгов особого повода нет. Раз уж Аня заявилась на ночь глядя, значит, с ней приключилась нешуточная неприятность. Иначе дело вполне потерпело бы до утра.

Аня Булавинова была и оставалась для Лены самой близкой, если не единственной подругой. Которая не боялась ее нового служебного статуса и не заискивала, и главное, всегда давала Лене повод знать, что Анюте она нужна не за что-нибудь, а просто так.

Они выпили. Лена – залпом чистой водки, для приличия закусив соленым помидором из банки, Аня – сильно разбавленный яблочным соком коктейль.

– Почему ты решила, что твой муж сейчас с Олегом? – спросила Аня и с настороженным вниманием посмотрела на Матвееву.

– Я не решила, я знаю. Да и где ж ему быть? Почитай, второй месяц оба, как Шерочка с Машерочкой, все московские кабаки обходят дозором. И когда только успевают? Твой кавалерист, как из Мухогорска прилетит, так моего дурака нарочно из дому тащит. Мне назло.

– Почему ты так думаешь? – удивленно спросила ее Аня.

– Как же он еще может мне насолить? Поди, знает давно, где работаю. В открытую не очень-то выступишь. А так, гадит исподтишка. Валька после той аварии, видать плюнул на нравственность своего дружка с высокой колокольни. Вот твой Олег и забросил чепец за мельницу, заодно и Зулю, идиота такого, втравил. Мол, раз ты в своем доме не хозяин и жена у тебя хуже, чем мент, неизвестно с кем на службе рога наставляет, то и ты, Матвеев не зевай, жизнь одна. Помнит, дрянь этакая, что я его на дух не переношу. Вот и квитается, – Лена разволновалась, плеснула себе еще водки в стакан. – Убери-ка бутылку на пол. Будешь выдавать через раз, а то напьюсь.