— Мистер Джордж здесь, у меня, мисс Фрэнсис, — сказала она. — Я варю ему прекрасный горячий суп. От бедняжки остались лишь кожа да кости.

— Спасибо, Аделина. — Фрэнсис почувствовала себя немного спокойнее благодаря простому и такому привычному присутствию Аделины. — Отец все еще в гостиной?

— Да. Доктор тоже там.

Фрэнсис постучала в дверь гостиной и вошла.

Оба мужчины стояли посередине комнаты. Доктор обернулся к Фрэнсис. Это был пожилой мужчина с морщинистым лицом и приветливыми глазами.

— О, мисс Грей! Я очень сожалею о том, что случилось с Морин и младенцем…

Она его совсем не замечала. Ее взгляд искал только отца. Серый костюм, часы на цепочке, шелковый галстук — безупречен, как всегда. Плечи едва заметно сутулятся. Руки, лежащие на спинке кресла, слегка дрожат. Лицо погасшее. Фрэнсис напугала безмолвная мука в его глазах.

— Отец! — воскликнула она беспомощно.

Они похоронили Морин за три дня до Рождества на небольшом идиллическом кладбище Дейл-Ли, где умершие покоились в тени старых деревьев с раскидистыми ветвями. Летом здесь росла высокая трава и папоротник; маленьким ручейком журчал источник реки Ур; из мха, который образовался в трещинах ломкой кладбищенской стены, росли лиловые цветы. Здесь всегда создавалось ощущение, будто бредешь по запущенному романтическому саду, отрешившись от гнетущих мыслей, которые обычно вызывает подобное место.

Но в этот декабрьский день в голых ветвях деревьев свистел холодный ветер, серые облака висели низко над землей, окутывая холмы. Тонкий слой снега опять исчез, обнажив примятую, размякшую траву. Темные и мрачные надгробные камни возвышались над голыми могилами, на которых не было цветов. Несколько ворон с криком слетели с деревьев, когда приблизилась траурная процессия. Шел мелкий моросящий дождь, холодная влага которого постепенно пронизывала каждого до костей.

Морин и ее ребенка похоронили рядом с Кейт, в углу кладбища, который был отведен для граждан католической веры, и где, кроме могилы Кейт, была еще только одна могила. Для Кэтрин англиканский священник совершил заупокойную мессу, но тем не менее она была погребена вместе со своей матерью-католичкой; никому не пришло бы в голову похоронить их отдельно. Фрэнсис удалось пригласить католического священника; он ехал из Ричмонда и был в дурном расположении духа, потому что его автомобиль по дороге увяз в грязи и рядом не было никого, кто мог бы помочь ему вытащить машину.

Для Фрэнсис это было похоже на кошмарный сон — стоять на том самом месте, которое было ей знакомо с детства и которое она всегда любила за его уединенность, и видеть, как в землю опускается гроб, упокоивший ее мать. Ей хотелось на кого-нибудь опереться, но отец, разумеется, взял под руку Викторию, и они прошли вперед. А для Фрэнсис оставался только Джордж, который в этот день был беспомощным и растерянным, как старик. Он стоял, сгорбившись, и опирался на руку Фрэнсис, а она то и дело озабоченно смотрела на него сбоку. Понимал ли он, что происходит? Его взгляд, как обычно, блуждал где-то вдали.

Виктория все время рыдала и дрожала как осиновый лист. Она опять превосходно выглядела: на ней было меховое пальто до щиколоток, на голове — небольшая черная меховая шапка, а на руках — тонкие кожаные перчатки. Единственным украшением была однорядная нитка жемчуга. Ее нежное лицо все еще оставалось миловидным, несмотря на то что оно распухло от слез. Казалось, ничто на свете не могло уменьшить ее очарования. Фрэнсис вполне могла представить, что ее вид вызывает у мужчин инстинкт покровителя и чувство нежности. Ей было стыдно, что она смотрит на свою сестру со злостью и ревностью даже в такой момент, как этот. Они потеряли Морин. В ее мыслях сейчас не должно быть ничего дурного.

Собрались почти все жители деревни, чтобы проводить Морин в последний путь. Молодых мужчин почти не было — еще одно горькое напоминание о войне.

Многие женщины плакали.

— Она была такой очаровательной, такой приветливой, — сказала одна из них Фрэнсис. — Всегда находила для каждого доброе слово… Лучшие почему-то всегда уходят так рано!

И так нелепо, подумала Фрэнсис. Морин была здоровой, крепкой женщиной. Она как минимум прожила бы такую же долгую жизнь, как Кейт. Если б не ребенок…

Фрэнсис посмотрела на отца, на его серое, окаменевшее лицо. Впервые ей в голову пришла мысль о том, что, возможно, его мучает сильное раскаяние. Ребенок не планировался. Его оплошность была не меньшей, чем Морин. В конечном счете он виновен в ее смерти.

Поздним вечером все гости, присутствовавшие на похоронах, наконец ушли, и над Уэстхиллом опять повисла тишина. Виктория сидела в кухне у Аделины и беспрерывно плакала. Джордж наверху, в своей комнате, гладил Молли. Фрэнсис вместе с Чарльзом проводила последних гостей, и они вернулись в гостиную. Ради отца Фрэнсис до сих пор старалась держать себя в руках, но ей надо было как-то отвлечься от причинявших боль мыслей. Она налила себе большой стакан виски и зажгла сигарету.

— В день, когда мы предали твою маму земле… — сказал Чарльз неодобрительно.

— Это поможет, отец. Выпей глоток.

Чарльз покачал головой:

— Нет, я не хочу.

Он тяжело опустился в кресло, в котором сидел вечерами, напротив кресла Морин. Фрэнсис помнила их беседы, их смех, их влюбленные взгляды…

Она быстро опрокинула в себя виски — иначе разразилась бы слезами, а это было бы похоже на прорыв дамбы. Тут же повторно наполнила стакан. Тепло расползлось по всем ее членам, приятно согревая ее тело. В желудке на какой-то момент возникло напряжение; она почти ничего не ела, и ее внутренние органы взбунтовались из-за грубой атаки в виде крепкого алкоголя. Но это быстро прошло, и осталось лишь ощущение расслабленности. Все стало менее жестким, контуры утратили четкие границы.

— Если ничего не хочешь выпить, отец, то, может быть, ты пойдешь и ляжешь? — сказала она. — Сегодня был тяжелый день, а в последние ночи ты вообще не спал. — Она слышала, как он часами ходил в своей комнате. — Ты выглядишь очень уставшим.

— Все равно не усну, — возразил Чарльз.

Он провел рукой по лицу. Фрэнсис подошла к нему. Она не решилась сесть в кресло матери и продолжала стоять. Протянула руку и слегка тронула плечо отца, почувствовав, какими твердыми и напряженными были его мышцы.

— Плохо, что ты до сих пор спишь в комнате, где… она умерла, — сказала она мягко. — Ты можешь пойти в мою комнату. А я переберусь к Виктории — она все равно вернется в Дейлвью.

— Я останусь в комнате, которую почти тридцать лет делил с Морин, — ответил Чарльз, и его упрямое выражение лица не оставляло никаких сомнений в том, что его невозможно в этом переубедить.

— Как хочешь. Это просто предложение… Отец, надо поговорить о Рождестве.

— О Рождестве? Ты хочешь поговорить о Рождестве?

— Из-за Джорджа. — Фрэнсис пододвинула обтянутую бархатом скамеечку для ног и села на нее. — У него не всё в порядке. Он пережил нечто страшное. И должен сейчас почувствовать, что вернулся домой. Ради него нам надо собраться всем вместе. Ты понимаешь?