– Папа, видишь те склоны? – сказала Самиха, указывая на бедные строения вокруг нас. – Когда мы только поселились здесь пять лет назад, все эти холмы были пусты.

Она заплакала.

Райиха.

– Вы можете говорить отцу, что дедушка Абдуррахман и тетя Ведиха приходили повидать вас, но вы не должны говорить ему, что тетя Самиха была здесь. Вам ясно? – сказала я девочкам.

– Почему? – спросила всегда любопытная Фатьма.

Я нахмурилась и слегка покачала головой, как обычно делала, когда уже была готова потерять терпение и отшлепать их, после чего они обе замолчали.

Как только отец, Ведиха и Самиха появились, одна из девочек забралась отцу на руки, а другая села Самихе на колени. Отец тут же принялся играть с Фатьмой в камень-ножницы-бумагу, загадывать ей загадки, а потом показал ей свое маленькое карманное зеркальце, часы на цепочке и сломанную зажигалку. Когда Самиха крепко обняла Февзие, осыпая ее поцелуями, я сразу поняла, что только большой шумный дом с тремя или четырьмя собственными детьми может облегчить боль одиночества, которую она носит внутри. Каждый поцелуй сопровождался выражениями удивления («Посмотрите на эту ручку! А посмотрите на эту родинку!»), и каждый раз мне ничего не оставалось делать, как наклоняться и рассматривать руку Февзие или родинку на шее Фатьмы.

Ведиха.

– Ну-ка, давайте отведите тетю Самиху посмотреть говорящее дерево в саду и сказочный двор ассирийской церкви, – сказала я девочкам, и они вместе с моей сестрой ушли.

Я собиралась сказать Райихе, что больше нет причин бояться Сулеймана и что она может начать снова приводить девочек, но здесь отец сказал нечто, что нас обеих сильно рассердило.

Абдуррахман-эфенди. Не знаю, почему они так рассердились на меня. Любой отец должен беспокоиться о счастье своих дочерей. Когда Самиха ушла в сад с девочками, я рассказал Райихе и Ведихе об одиночестве и нищете их младшей сестры в развалюхе-лачуге на другом конце города, где не бывает ничего, кроме холода, тоски и призраков, и о том, что, побыв там всего пять дней, я сыт по горло и решил вернуться в деревню.

– Между нами говоря, вашей сестре надо найти настоящего мужа, который сможет сделать ее счастливой.

Райиха. Не знаю, что на меня нашло, но внезапно я так вышла из себя, что наговорила вещей, которые могли бы разбить сердце моему бедному отцу.

– Ты не смеешь разрушать брак дочери, отец! – сказала я. – МЫ НЕ ПРОДАЕМСЯ.

Краешком сознания я признавала правоту отца, ведь я видела, что у бедной Самихи больше не хватает сил скрывать нищету. Было еще кое-что, к чему постоянно возвращались мои мысли. Мы провели все детство и юношество, слушая речи вроде «Самиха самая милая и очаровательная из вас, она самая красивая девушка в мире», и где теперь она оказалась, без копейки, без детей, полная уныния, в то время как Мевлют и я были счастливы. Проверял ли так Всевышний веру людей, или это была Божественная справедливость?

Абдуррахман-эфенди. Ведиха дошла до того, что сказала: «ЧТО ТЫ ЗА ОТЕЦ?» «Что за отец, который пытается разрушить брак девушки просто ради того, чтобы продать свою дочь и получить за нее выкуп?» Это было так больно, что я подумал: может быть, лучше сделать вид, что ничего не слышал, но не смог удержаться. «Стыдно тебе, – сказал я. – Все, что я вытерпел, все унижения – все это ради того, чтобы найти вам мужей, которые будут обеспечивать вас, а не для того, чтобы продать вас с прибылью. Отец, который просит у поклонников дочерей денег, просто пытается возместить часть затрат на их воспитание, обучение в школе, одежду для них, чтобы они впоследствии превратились в хороших матерей. В этой стране все мужчины хотят, чтобы у них рождались сыновья, а не дочери. Но разве, в отличие от всех этих низких людей, я не ликовал при рождении каждой из моих дочерей? Разве я хоть пальцем тронул кого-нибудь из вас? Кричал ли я когда-нибудь на вас или сказал что-нибудь, причинившее вам боль? Повысил ли я хоть раз голос или позволил легчайшей тени печали упасть на ваши прекрасные лица? Теперь ты скажи мне, ты не любишь своего отца? Прекрасно, тогда мне лучше умереть!»

Райиха. Снаружи в саду девочки показывали тете Самихе заколдованный мусорный ящик, гусениц, которые ползли по разбитому горшку, и зáмок, который принадлежал плачущей принцессе, которая издавала два дрожащих крика каждый раз, когда по ней стукнут. «Если бы я в самом деле был жестоким человеком, который держит своих дочерей взаперти в клетке, как бы они могли обмениваться письмами со своими возлюбленными прямо под моим носом?» – возмущался отец.

Абдуррахман-эфенди. Такому гордому отцу, как я, трудно вынести тяжесть ужасных слов. Еще не наступило время послеполуденной молитвы, а мне уже захотелось стаканчика ракы. Я встал и открыл холодильник, но Райиха остановила меня.

– Мевлют не пьет, папа, – сказал она. – Я могу пойти купить тебе бутылку «Йени ракы», если хочешь.

– Тебе нечего стыдиться, дорогая моя… Холодильник Самихи еще более пустой.

– Все, что есть в нашем, – это остатки плова и курицы, которые Мевлют не смог продать, – сказала Райиха. – Мы также начали ставить сюда нашу бузу на ночь, иначе она пропадает.

Я упал в кресло в углу. Я, должно быть, заснул, потому что во сне я скакал на белой лошади среди стада овец, но, как только я понял, что овцы были на самом деле облаками, нос у меня заболел, раздувшись, как лошадиные ноздри, и в этот момент я проснулся. Фатьма схватила меня за нос и тянула его изо всех сил.

– Что ты делаешь! – закричала Райиха.

– Папа, пойдем в магазин и возьмем тебе бутылку ракы, – сказала моя дорогая Ведиха.

– Фатьма и Февзие могут показать своему дедушке дорогу в магазин, – сказала Райиха.

Самиха. Мы с Райихой следили за отцом, согнувшимся и уменьшившимся еще больше из-за своей горбатой спины. Отец держал девочек за руки. Они дошли до угла узкой улочки и уже собирались завернуть за угол, но вдруг повернулись и замахали, почувствовав, что мы смотрим на них из окна.

Райиха. Самиха впервые зажгла сигарету в моем присутствии. Она сказала мне, что позаимствовала эту привычку у богатых людей, дома которых убирает, а не у Ферхата.

– Не беспокойся за Ферхата, – сказала она. – Он теперь получил образование, у него есть связи в управлении по электроснабжению в мэрии, и он найдет себе работу; вскоре у нас все будет хорошо, так что не беспокойся за нас. Не позволяй отцу приближаться к Сулейману. Со мной все хорошо.

– Ты знаешь, что этот змей Сулейман сказал мне однажды? – спросила я.

Я заглянула в свою коробочку с шитьем и достала оттуда пачку, перевязанную лентой.

– Ты знаешь, что эти письма мне писал Мевлют из армии… Похоже, они были адресованы не мне, а тебе, Самиха.

До того как она ответила, я начала вытаскивать конверты и читать первые попавшиеся фразы. Там, в деревне, я часто читала письма Мевлюта Самихе, когда отца не было дома. Забавляясь с письмами, мы всегда улыбались. Но я уже знала, что в этот раз мы не будем улыбаться. Когда я читала сестре о своих глазах, «темных, словно печальные солнца», внезапно мне перехватило горло, и я поняла, какая ошибка повторять Самихе ту же ложь, что распространял Сулейман.