Мы гитару свою сломали при переезде — жалею… Михаил, — повернулся он к Савушкину, — ты куда-то прогуливался?

— А что — нельзя?

— Я этого не сказал.

— По тропинке — к болоту.

— А я думал тунгуса Тагаева пошел навестить. Он тут неподалеку шалаш поставил.

— Кирилл — старый приятель моего отца, — улыбнулся дизелист. — Я у него на днях был. Чаи пили, наговорились вдоволь. Он, кстати, отличный рассказчик.

— И такой же обманщик! — фыркнул Харин.

— Быть не может, — сказал твердо Михаил.

— Обещал унты сшить, и до сих пор все шьет, — буркнул Харин.

— Значит, в чем-то заминка вышла. Сделает, раз обещал.

Огонь в ночи всегда притягателен. К костру подошел еще один собеседник — участковый геолог Андрей Михайлович. Даша вздохнула, почувствовав, что сейчас ее муж и геолог опять начнут выяснять отношения, затеют разговор о производстве, и засобиралась уходить.

— Побудьте с нами, — попросил ее Андрей Михайлович. — Вы внесете в нашу беседу мягкость. Где вы, Даша, там мужчины покорными становятся.

Но Даша все же отправилась на покой в свой балок.

«Кроткая, — опять с теплотой подумал о ней Михаил, — застенчивая. Уж такая она, видно, отроду славная!»

Не очень давно, из простого любопытства Михаил Савушкин узнал, что она младше своего мужа на целых шестнадцать лет, что живут они супругами всего третий год, что детей у них не было, вот ждут первенца. Впервые они повстречались здесь, в тайге, и, по рассказам самого Харина, сблизил их будто бы холод.

— Высадились мы тут, — говорил как-то Харин, — ни уюта, ни приюта. Начинали с палаток по осени. Мы с Дашкой в одной оказались. Спали в разных мешках сначала, а потом, когда ночи пошли промозглые, стали в одном спать, но вкладыш был у каждого свой. А кончилось тем, что заиграли в обнимки…

Приглядываясь к Харину, дизелист Савушкин не мог понять, доволен ли он скорым появлением ребенка, или ему все равно. Ни нежности к жене у него, ни особой заботы. Михаил мысленно ставил себя на место Харина и думал, что он бы дарил в это время Даше цветы, кормил бы ее сладостями, подносил бы подарки, например, черный, с серебряным блеском, японский платок с махровыми кистями, который он видел здесь в магазине, у геологов. Этот платок так долго висел, и его, такую красивую вещь, никто почему-то не брал. Однажды Михаил зашел в магазин-балок и купил облюбованную вещицу. Подарил он его Гале, своей сестре, на день рождения, и та была так рада, что обняла его и расцеловала. Обнова была к лицу Галине Хрисанфовне, но она была бы еще больше к лицу Даше. Так думал дизелист Савушкин с нежным чувством о Даше и негодовал на ее грубоватого мужа.

3

Харин запрокинул голову, воззрился на небо и произнес:

— А звезд над нами!.. Голова кружится, как представишь себе, что наша земля — такая песчинка, а мы на ней, как муравьи…

— Давай оставим на время звезды и, в самом деле, вернемся к земле, на которой стоим. Ведь ее глубины не менее таинственны, — сказал участковый геолог Андрей Михайлович.

— Так и знал, что ты опять за свое возьмешься. — В лицо Харину сильно пахнуло дымом, он захватил щеки ладонями, протер глаза и отвернулся, а потом перешел на другую сторону костра. — Перестань ломать мозги, Андрей Михайлович! До тебя еще вся эта площадь изучалась детально, была оконтурена, на каждую скважину есть геологотехническое обоснование. До продуктивного пласта осталось семьсот шестьдесят метров проходки!

— Постараюсь еще раз объяснить, что меня тут беспокоит, — вежливо перебил Харина Андрей Михайлович.

— Ты мне будешь опять макушку долбить! — хохотнул буровой мастер. — Скажи, ты где работал до этого? Ага! Занимался разведкой слюды на Дальнем Востоке. А у нас тут — нефть! Я не геолог, но на нефти давно работаю. Начинал, впрочем, с верховика. А знаешь как говорят? Кто главный буровик? Верховик! Прошел все ступеньки в буровом деле. И как себя ведет нефтегазоносный пласт — знаю.

— Я тоже не новичок. За пять лет я здесь достаточно вник в нефтяную геологию. А вообще, до этих пор я работал не только на слюде и золоте, но и занимался некоторое время разведкой нефти в междуречье Амура и Зеи. — Андрей Михайлович выждал паузу. Харин его не перебивал. — Так в чем состоят мои опасения? Ситуация аварийности может возникнуть на нашей скважине из-за разнохарактерности пластов. Вы это, как буровик, представляете не хуже меня. Не можете вы с полной уверенностью отрицать и того, что в наряде на данную скважину мог вкрасться просчет. Я знаю спешку, с какой изучался разрез этой скважины и всей здешней площади.

— Но… — Харин осекся. — Продолжай.

— Да, выслушайте меня еще раз. Я исследовал здесь керн на запах, на пористость. А шлам с глубины семьсот двадцать метров мне уже тогда показался подозрительным. О чем все это говорит? О том, что в любой момент можно ожидать приток газа, а мы к приему его не готовы. Чем грозит подобная ситуация — ясно даже не посвященному.

— Тебя мучает интуиция, понимаю, — сказал задумчиво Харин.

— Но почему только меня одного, вот вопрос! Воображение, интуиция — их тоже нельзя ногой отпинывать.

— Иногда и мне что-нибудь в голову втемяшится — спасения нет. — Харин криво усмехнулся. — Возможно, ты в чем-то прав. Однако…

— Все свои «но» вы сводите к боязни простоя, — прервал его Андрей Михайлович. — Довод, конечно, серьезный, и все же опасность аварии гораздо сильнее.

— Остановить буровую! Выбросить, что называется, белый флаг? И это — передовой бригаде, которая в настоящее время и так уж отстала из-за частых поломок некачественных обсадных труб! Что нам скажет лучший буровой мастер Калинченко, когда вернется из отпуска? Стыдно перед ним будет.

— Уверен, Калинченко не стал бы упорствовать так, как вы, — заметил геолог. — Он всегда умеет взвешивать все «за» и «против».

— Если затормозить ход бурения еще, то мы наверняка не возьмем