– Всё-таки получилось, – выдохнула она, ощущая сладкую дрожь лёгкого переутомления. – Я сбежала. Действительно сбежала.

Воспоминания о том, что произошло в Дабуре, накатили душной волной. Подавив приступ тошноты, Фог стащила с себя белые одеяния – невесомые, красивые, из роскошной ткани, но предназначенные для наложниц, для рабынь.

И – испепелила на месте.

Полегчало, но не слишком.

С яростью, пугающей её саму, она выполоскала из волос запах южных благовоний, оттёрла кожу от драгоценного масла, нырнула на дно, замерла там почти на минуту – и вынырнула, жадно хватая ртом воздух.

Голова кружилась; вода стекала по волосам, щекотала обнажённые плечи и грудь.

Ночь дышала в спину холодом.

– У меня купальня посреди пустыни, – негромко произнесла Фог, широко распахнув глаза. Над ней было чёрное-чёрное небо, усыпанное злыми, колючими звёздами; еле-еле тлели костры, отбрасывая причудливые отсветы; стояла оглушительная тишина, такая, что можно было различить шелест ветра, сдувающего песок с кромки дюн. – Я киморт. Я больше никогда, никогда не позволю никому себя тронуть.

Ей было страшно признаться самой себе, что сейчас, пожалуй, она бы даже от учителя шарахнулась бы, как от огня.

«Но я ведь люблю его… да?»

Среди песков, увы, некому было дать ответ – или хотя бы подсказку, а глупое сердце в груди молчало. Вода медленно остывала. Пришлось вылезать и одеваться, и лишь тогда Фогарта осознала, что почему-то из всех ароматных подарков Дёрана выбрала слегка затёртое зелёное мыло.

То самое, которое позаимствовал у неё Сидше, когда-то давно, словно бы в другой жизни.

После скудной трапезы встал вопрос: куда двигаться дальше?

Карта Алаойша, испорченная Дуэсой, по-прежнему заставляла мирцитовый маятник отклоняться, так что рассчитывать на неё для точных расчётов не приходилось. К счастью, даже один он исправно указывал на другие города: Шуду у северной границы пустынь, Хашту, расположенный чуть западнее, на Город Ста Чудес – утопающий в роскоши Ашраб, где располагался конклав с армией всадников-арафи… и на Кашим, куда изначально держал путь караван с ценной пленницей.

Все линии сошлись в одной точке – прямо в сердце пустыни, где до ближайшего оазиса было три дня пути верхом.

Первым порывом стало вернуться в Дабур и обрушить кару на лысую голову вероломного Абир-Шалима – превратить его в уродливый, обгорелый обрубок плоти, так, чтоб ни ему, ни его приятелям никогда больше и мысль не пришла замахнуться на киморта. Но, рассудив, Фогарта оставила эту идею: если Иалламу удалось сбежать – а судя по обмолвкам прислуги, он преуспел – и передать доклад в конклав, то Абир-Шалим и так уже обрёк себя на казнь более жестокую, чем могла бы вообразить учёная дева из благополучного Ишмирата. Кроме того, один киморт уже покарал Дабур за работорговлю, наслав на город эпидемию – но никого это не вразумило, напротив, озлобило.

Вторым соблазном было ринуться в погоню за караваном Халиля-Утара арх Ташира и растерзать его на обрывки не крупнее лепестка чийны. Но это означало бы обречь на смерть не только бородатого купца-сластолюбца, но и всю его прислугу, охрану – а заодно и других рабов, которых он вёз на невольничий рынок в тесных, вонючих клетушках.

– Я должна думать не как обычный человек в гневе, – прошептала Фог, смазывая пальцами карту, нарисованную на песке, и смежила веки устало. – А как учёная-киморт… Нельзя бранить повозку, задевшую тебя, или раба-возницу – надо наказывать чванливого хозяина. А где хозяин?

Ответ пришёл сам собой.

Мановением руки она развеяла по ветру временное прибежище, забралась на сундук – и направила его в сторону города Кашим.

Оазиса, где располагался самый большой в пустыне невольничий рынок.

Маятник подсказывал, что до цели – семь дней пути, если по прямой, но на деле вышло немного больше. Лететь приходилось исключительно по ночам: чем дальше к югу, тем жарче становилось. Передвижение во тьме, впрочем, также таило в себе немало опасностей, ведь как только пески окутывала спасительная прохлада, хищники тоже выходили на охоту. Дорога от Шуду к Дабуру была наезженной, расчищенной от значительной части аномалий, да и прожорливые твари показывались там нечасто, наученные горьким опытом; здесь же, в глубине Земли Злых Чудес, нога человека не ступала со времён кровавой пятидневной войны. Не раз и не два, завидев издали подозрительное скопление морт, Фог закладывала большой крюк, чтобы обойти опасный участок. Однажды она уткнулась в странную расщелину – не широкую, но необычайно глубокую, словно бы бездонную; собралась уже было перелететь через неё, но приметила зыбкое марево в воздухе догадалась сперва послать перед собой камень.

Его в одно мгновение размололо в пыль и затянуло в пропасть.

Пришлось несколько часов лететь на запад, чтобы обогнуть расщелину; к цели в тот день продвинуться почти не удалось.

Другой случай произошёл в двух днях пути от Кашима. Стремясь наверстать упущенное время, Фогарта гнала сундук почти сутки подряд и остановилась на отдых, когда солнце уже стало клониться к закату. Проснулась она глубокой ночью от омерзительного чувства, словно кто-то ощупывает её глазами. Осторожно приоткрыла крышку, выглянула наружу… Под сундуком, внизу, на расстоянии всего в два человеческих роста, пылали изжелта-зелёные огни, расположенные попарно. Не сразу удалось понять, что это – множество глаз миниатюрных пустынных хищников, обликом и повадками напоминающих одновременно и мелких псов, и ящеров… Вот только в той стае ни одного живого зверя не было.

Животные-мертвоходцы встречались нечасто, но уж когда им попадался на пути караван без киморта или хотя бы без толкового мастера