еще не достигла совершеннолетия. Но само по себе на скандал это не тянуло – возможно, казалось немного необычным, не более того.

Но вот то, что папа был маминым учителем в гимназии – совсем другое дело.

Тем не менее ничего предосудительного не случилось до тех пор, пока мама не сдала выпускные экзамены. Всё должно было быть по правилам. Папа считал, что это очень важно, и он был прав. Сначала экзамены. Затем объявление о свадьбе. Затем свадьба. Затем Любек. Затем – аист.

Я смотрю на старую черно-белую фотографию, сделанную во время той поездки в Любек. Папа выглядит счастливым и расслабленным: он лежит, приподнявшись на локтях, на песке и нежится на солнце. Волосы мокрые. Папа был отличным пловцом. Мама тоже выглядит счастливой, хотя на фото видно, что она пытается выглядеть старше, чем на самом деле. На ум приходит слово «чопорный»: мама выглядит немного чопорной. Хотя вот уж какой-какой, а чопорной она не была никогда.

Вскоре родился второй ребенок, Нина Ульрика. Но любители каркать, конечно, оказались правы. Последовал развод, и довольно быстро. Заявление было подано всего через три года после поездки в Любек.

Нетрудно понять, почему это случилось. А вот как мама и папа вообще сумели понравиться друг другу – действительно загадка. Мама, допустим, нуждалась в поддержке и опеке, а также хотела обрести свой дом. Но папа? Раньше он уже был женат, его жена скоропостижно скончалась много лет назад. К моменту встречи с мамой его дети, Кристина и Ларс, были уже взрослыми. Возможно, он чувствовал себя одиноким? Как случилось, что он привязался к своенравной и в то же время немного «потерянной» восемнадцатилетней девушке, которой была моя мама?

Это загадка. Возможно, если бы не дети, стороны разошлись бы значительно раньше: восприняли бы этот брак как несчастный случай на производстве, и двинулись вперед, к чему-то новому. Но всё обернулось иначе. Мама и папа остались друзьями на всю жизнь – близкими друзьями. Невзирая на переезды, невзирая на маминых новых мужей и детей, они оставались друзьями. По этому пункту любители каркать потерпели поражение.

2

Через несколько лет после развода мама снова вышла замуж. Мы переехали в маленький домишко с пристройкой-сараем, который стоял у подножия горной гряды Халландсосен недалеко от селения Эстра-Каруп. Мы жили на природе и просто плыли по течению, хотя я думаю, что сама концепция подобного образа жизни тогда еще не была должным образом сформулирована. Казалось, что жить вдали от города намного лучше. Удобства сводились к холодной воде и туалету во дворе. Телефона тоже не было, только висели обрезанные провода, в которые била молния.

Мама решила, что будет писательницей, и принялась писать рассказы. Большинство из них были отвергнуты издателями, но мама продолжала с настойчивостью бульдозера. Шел 1968 год, в Париже в разгаре была «майская революция», в Стокгольме студенты захватили здание Студенческого союза, мне исполнилось шесть лет. И развлечений у меня в ту пору было немного – разве что подкармливать сеном коров и телят на лугу. У меня было два любимчика, одного я назвала Эриком, а второго – Йоханссоном.

Тем временем мама решила заняться нашим воспитанием, чтобы подготовить нас к будущей самостоятельной жизни. По дороге домой из супермаркета, который располагался у подножия холма в двух километрах от нашей хижины – ну, может и не в двух, просто мне казалось, что дорога туда и обратно занимала целую вечность, – так вот, по дороге домой мама учила нас с сестрой Ниной делать книксен, чтобы приветствовать знакомого продавца из супермаркета. Так мы и взбирались на холм, вприсядку и на полной скорости. Вверх по склону холма – и вниз; снова вверх – и опять вниз, на ходу делая книксены под присмотром мамы, тем временем как продавец стоял у себя во дворе и изумленно наблюдал за нашей репетицией. Каждый раз он дружелюбно махал нам рукой.

Среди моих знакомых нет никого, кого бы учили делать книксен на полном ходу вверх по склону холма. Возможно, это значит, что все мои друзья и знакомые получили дурное воспитание, а может, всё дело в том, что у нашей мамы были странные взгляды на этикет. Но, наверное, по меркам Халландсосена в этих упражнениях не было ничего особенно безумного, хотя я в то время и не понимала их значения, да и продавец из супермаркета, видимо, тоже. Жизнь ведь полна крутых подъемов в гору. Лучше научиться преодолевать их, не сбавляя скорости.

3

Это был обычный вечер. Я стояла на кухне у раковины, чистила морковь и резала чеснок. Я немного запаздывала с ужином, что случалось нередко. Время приближалось к половине седьмого, духовка разогрелась до 225 градусов, оставалось только поставить в нее курицу и овощи. Сын ненавязчиво поинтересовался, когда будет готова еда, начал было накрывать на стол, но бросил и снова ретировался в свою комнату. До меня донесся полный, скажем так, молодежного задора голос Джастина Бибера.

Зазвонил телефон. На экране высветилась строка «Скрытый номер». Я почувствовала раздражение: это наверняка очередной продавец чего-нибудь, лучше просто дать отбой. Но всё же я решила ответить.

«Алло! – говорю я усталым и раздраженным тоном. – Слушаю!»

Хорошо поставленный мужской голос спрашивает: «Могу я поговорить с Сарой Даниус?» Какой необычный продавец, успеваю подумать я. Обращается по имени и фамилии. Не фамильярничает, как какой-нибудь страховой агент, говорит вежливо, по всем правилам. Видимо, получил хорошее воспитание.

Тем временем голос в трубке продолжает: «Здравствуйте! Это Петер Энглунд из Шведской академии. Извините за беспокойство, мы можем поговорить?»

Я не помню точно, в каких именно словах это было выражено, в последовавшей затем суматохе это забылось, но смысл был такой: как я посмотрю на то, чтобы стать членом Шведской академии? Петер Энглунд сразу перешел к сути дела, и ответа ждал незамедлительно – это было ясно по его тону. Конечно, сказала я, само собой! Большое спасибо, я согласна. С радостью. Я суперсчастлива. Это суперчесть.

И действительно, для литературоведа и критика нет звания более почетного. И я этого совсем не ожидала. Не могла представить себе даже в самых смелых фантазиях – ну, если не брать в расчет ту смелую шутку в кондитерской в Гамла Стане много лет назад. Тогда мне было всего двадцать. С тех пор много воды утекло. Этот телефонный разговор совершенно меня ошарашил.

Энглунд объяснил, что теперь, когда у него есть мое согласие, будет направлен запрос королю, потому что, согласно уставу, кандидатуру нового члена Академии