только основное ядро края, то есть полоса между Окой и Проней, могло считаться русским и христианским по своему населению. Сильная инородческая примесь в составе населения, тесные сношения с кочевниками, приходившими в качестве то грабителей, то союзников, постоянная нужда быть настороже своей земли, под оружием, — резко отразились на характере рязанцев, которого верными представителями являются их князья. Строптивость и грубые нравы, а также неукротимый дух и наклонность к молодечеству — вот отличительные черты этого характера. Боярское и вообще дружинное сословие, по всем признакам, было довольно многочисленно и пользовалось большим влиянием на дела. При дроблении земли и своих частых распрях князья, естественно, старались привязать к себе дружинников разными милостями и пожалованием земельных владений. Бояре иногда злоупотребляли своим правом совета и ради личных целей поддерживали раздоры князей. Так, летопись упоминает о «проклятых думцах» Глеба и Константина, замысливших избиение братии. С другой стороны, мы видим несомненную привязанность дружинного сословия к своей земле или к своим князьям; за них оно храбро сражалось на поле битвы и вместе с ними терпеливо томилось во владимирских темницах. Очевидно, это сословие уже сделалось оседлым, землевладельческим, следовательно, крепким земле, имеющим свои местные интересы, родовые предания и привязанности.

О значительном количестве рязанского военно-служебного сословия дает нам некоторое понятие одна жалованная грамота, в которой упоминается об основании Ольгова монастыря, возвышающегося насупротив города Ольгова, по другую сторону устья Гусевки. Рязанский князь Ингвар Игоревич вместе с братьями своими Юрием и Олегом построил здесь храм во имя Богородицы (может быть, в благодарность за свое спасение от убийц и за победу над ними). При заложении храма с князьями находилось 300 бояр и 600 мужей, или простых дружинников. Князья пожаловали в монастырское владение девять бортных участков и пять погостов со всеми угодьями. Любопытны названия этих погостов и количество семей, их населявших; они свидетельствуют о несомненном обрусении и значительной населенности того пространства, которое служило основным ядром Рязанской земли. Вот эти погосты: Песочна, Холохолна, Заячины, Веприя и Заячков; в общей сложности они заключали в себе более тысячи крестьянских семей.

Многочисленное мордовское племя, охватившее восточные края земель Суздальской и Рязанской с областью реки Суры, отделяло эти земли от страны камских болгар. Летописные известия о походах в ту сторону суздальской рати, с участием муромо-рязанской дружины, бросают некоторый свет на состояние этого финского племени, подразделенного на мокшан, эрзян и каратаев. Страна их была покрыта дремучими лесами. Мордва вела жизнь оседлую, занимаясь скотоводством, звероловством, пчеловодством, отчасти земледелием, и жила в небольших селениях. Хотя о мордовских городах русская летопись не говорит; но, употребляя иногда слово «тверди», заставляет предполагать какие-то особые места, более или менее укрепленные. Очевидно, мордва не была чужда и торговой деятельности по соседству с болгарами и русью. Мы не видим у нее никакого политического средоточия; она управлялась туземными старшинами и даже имела своих родовых князей. Сии последние иногда находились во враждебных отношениях между собой; таковы упомянутые выше Пургас и Пуреш. Междоусобия заставляли их искать себе союзников и, в свою очередь, облегчали соседним народам доступ в глубину мордовских земель: так, Пуреш прибегал к покровительству великого князя Владимирского, а Пургас — к князьям Болгарским. Они оказывались настолько богаты, что могли нанимать иноземных ратников: на службе Пургаса находим сбродную русскую дружину; а сын Пуреша приводит на него половцев. Сами мордвины не чужды воинственных наклонностей; обычное их вооружение составлял длинный лук; а постоянное упражнение в охоте за пернатой дичью и пушным зверем делало их хорошими стрелками. В те времена мордва была погружена еще в грубое идолопоклонство, почитала старые широковетвистые деревья, источники и приносила жертвы своим высшим божествам, каковы Шкай, Керемет и прочие. Мордвины вообще отличались большим упорством в сохранении своих языческих верований и обрядов. Христианство делало успехи только в некоторых мордовских поселениях, входивших в состав земель Суздальской и Муромо-Рязанской. Точно так же некоторые восточные ветви этого племени, обитавшие в пределах Камской Болгарии, по-видимому, подчинялись влиянию мусульманства.

Мы не знаем в точности, где за Мордвою начинались непосредственные владения камских болгар; полагаем, что приблизительно между правыми притоками Волги — Сурой и Свиягой. На север они простирались немного далее слияния Вятки с Камой, на юге до Самарской луки, а на востоке терялись в степных пространствах Башкирии. На означенные границы указывают линии древних болгарских городищ с остатками земляных валов и другими признаками укрепленных поселений. В эти пределы входили племена мордвы, черемисов, вотяков и башкир, подчиненные непосредственно господству болгар.

Хотя исторической наукой до сих пор не разъяснено с точностью, к какой семье народов принадлежали сами болгары, однако по некоторым известиям с достоверностью можно сказать, что ядро этого смешанного народа составляли славяне. Ревность к магометанской религии, арабская письменность и значительное влияние арабской гражданственности немало способствовали ослаблению его родства с христианскими славянами. Благодаря своему предприимчивому, промышленному характеру болгары сделались посредниками в торговых сношениях Средней Азии с Восточной Европой. Караваны, нагруженные металлическими изделиями, то есть разными украшениями, утварью, оружием, монетой, а также дорогими тканями мусульманской Азии, из Ховарезма (Хивы) через Башкирию приходили в землю камских болгар; а болгарские и русские купцы развозили эти товары Волгой и другими судоходными реками в соседние русские и финские страны. Из своей земли они вывозили шерсть, медь, мамонтовы зубы, а в особенности дорогие меха и выделанные кожи (юфть). Мехами и кожей по преимуществу собирали они дань с туземных народцев или выменивали на них изделия собственной и азиатской промышленности. Какое множество серебряной монеты из мусульманских стран Азии привлекала эта торговля, о том можно судить по многочисленным кладам, которые открывались и продолжают открываться на значительном пространстве Восточной Европы. Эта монета не только служила посредствующей ценностью, но и привозилась как товар вследствие большого на нее запроса: она употреблялась у народов Северо-Восточной Европы как предмет украшения, особенно в большом количестве унизывала шейные и головные уборы женщин.

Политическое устройство Камской Болгарии в общих чертах напоминает несколько и устройство самой Руси того времени. Мы видим здесь того же великого, или верховного, князя (царь, властовец) и князей, ему подчиненных и подручных. Были ли сии последние не что иное, как местные владетельные роды, признававшие над собой господство болгарского царя, или это были члены одного княжеского рода, получавшие уделы, подобно потомству Владимира Великого, — достоверно мы не знаем; возможно, что там существовало и то и другое. Во всяком случае, очевидно, в Камской Болгарии, как и на Руси, происходили иногда споры и междоусобия за волости, и точно так же раздробление мешало