«А вдруг немцы сделали предложение о покупке всего Смоланда», — подумала Пиа, работавшая управляющей активами в банке. Она отложила в сторону книгу, которую пыталась читать, и ответила.

— Да, — сказал Пиа.

«Нельзя ведь называть своего имени, а то еще, чего доброго, попадешь в тюрьму», — подумала она.

— Enchanté,[4]— протяжно произнес в ответ мужской голос на другом конце. — Я полагаю, вы именно та, о которой я подумал, — продолжил неизвестный голос, — и при всем моем желании и далее говорить с вами тет-а-тет, мне все равно придется попросить вас передать трубку вашему уважаемому супругу.

— Как мне представить вас? — спросила Пиа. — Поскольку вы ведь вряд ли назоветесь по имени, — пояснила она.

— Никакого имени, к сожалению, — констатировал тягучий голос. — Просто передайте своему уважаемому мужу, что бывший помощник Пилигрима желает обменяться с ним парой слов.

— А если я спрошу, о чем идет речь, то попаду в тюрьму, — не сдавалась Пиа.

— Если я отвечу, то сам попаду в тюрьму, — поправил ее бывший помощник Пилигрима слегка высокомерным тоном.

— Я сейчас разбужу его, — сдалась наконец Пиа.

«Они прямо как дети».

— И кто это был? — поинтересовалась Пиа десять минут спустя, когда ее муж закончил разговор, ради которого непонятно зачем отошел в самый дальний угол большой террасы, выключил красный телефон и со вздохом снова опустился в шезлонг.

— Один старый знакомый, — ответил Юханссон уклончиво.

— Секретный до ужаса. Без имени, — подколола Пиа.

— Ну, в какой-то степени, — проворчал Юханссон. — Он работает в правительственной канцелярии в качестве советника по особым поручениям, помогает премьер-министру со всем на свете, и фамилия его Нильссон.

— Ах, — усмехнулась Пиа. — Наш собственный кукловод. Шведская версия кардинала Ришелье.

— Примерно, — согласился Юханссон. — Вроде того, местного разлива, — уточнил он.

— И что он хотел? — спросила Пиа.

— Ничего особенного, просто обменяться парой слов, — ответил Юханссон.

— То есть сейчас тебе надо ехать в Стокгольм, — констатировала Пиа, наученная предыдущим опытом.

— Но я вернусь завтра. Если ты не имеешь ничего против.

— Прекрасная идея, — одобрила Пиа. — Тогда ты сможешь заглянуть домой и прихватить кое-что из вещей, которые мне понадобятся, если мы пойдем на праздник в выходные.

— Естественно, — сказал Юханссон. — Естественно, — повторил он, поскольку его мысли уже устремились в другом направлении, и он не хотел втягиваться ни в какую бессмысленную дискуссию.

— В какой-то момент мне показалось, что он пьян, — сообщила Пиа. — Судя по голосу.

— Он, наверное, просто был в хорошем настроении, — сказал Юханссон, пытаясь оправдать своего знакомого. — На часах только двенадцать, и он наверняка еще даже не успел пообедать.

— Да, тогда, пожалуй, он веселый парень, — предположила Пиа.

— Да нет, не особо, — возразил Юханссон и покачал головой. — Что ты думаешь сама, кстати? — добавил он и посмотрел на часы. — Относительно обеда, я имею в виду.

Стокгольм, вторник 5 августа

Прежде чем покинуть Альнён, Юханссон переоделся в льняной костюм и синюю льняную рубашку, засунул галстук в нагрудный карман и взял такси до аэропорта. Полуденным самолетом он добрался из Сундсвалля до Арланды, и оттуда водитель из полиции безопасности доставил его на ужин, который советник накрыл для него в своей напоминающей дворец вилле в Юрсхольме.

— Добро пожаловать в мою скромную хижину, — сказал он и махнул двумя руками, предлагая Юханссону войти, как только тот оказался перед входной дверью. — Надеюсь, ты не против, если мы сядем в столовой.

— Чем прохладней, тем лучше, — согласился Юханссон, хотя и был преданным поклонником бани.

«Вот, значит, как ты живешь», — подумал он, незаметно окинув взором паркетный пол с вычурными узорами, покрытые темными деревянными панелями стены, лепнину на потолке и попутно оценив персидский ковер, картину голландского художника, светильник из венецианского стекла или хрусталя на стене.

Сначала они расположились в библиотеке, поскольку хотели разобраться с делами, а уже потом поужинать в спокойной обстановке. И управились с ними за десять минут.

— Когда ты сможешь приступить? — спросил советник.

— В понедельник, — ответил Юханссон.

— Это просто замечательно. — Советник просиял как солнце всем круглым лицом. — Тогда мы, наконец, можем перейти к основной части программы. У меня с утра маковой росинки во рту не было, — продолжил он.

— У тебя очень красивый дом, — заметил Юханссон по пути в столовую. — Он достался тебе по наследству?

— Ты с ума сошел, Юханссон. Я человек крайне простого происхождения, — констатировал советник. — Родился и вырос на холмах Сёдера. Я купил все это великолепие у одного бедняги, чьи дела покатились под откос.

— Зато у тебя они, похоже, складывались наилучшим образом, — заметил Юханссон.

— Исключительно, — довольный собой, согласился советник. — И я это, на мой взгляд, заслужил.

Поскольку обед происходил среди недели, хозяин дома надеялся, что гость снисходительно отнесется к относительно простым блюдам, которыми он собирался его угощать. И если взглянуть на это угощение снисходительно, можно заключить, что оба они вполне заслужили свою трапезу каждодневной работой на правительство и сохранили прежние простые привычки. У них ведь и впрямь имелись веские основания отпраздновать будущее назначение Юханссона, причем его работодатель мог поздравить себя с тем, что, трезво взглянув на вещи, остановил свой выбор именно на данной кандидатуре.

— Тебе надо отнестись к этому точно по-моему, — вздохнул советник. — А именно просто принять все как должное. Разве не так обычно говорите вы, полицейские?

В том мире, где советник провел, в сущности, всю свою сознательную жизнь, самым важным считалось умение найти золотую середину. И чтобы обе стороны одинаково устраивало то, как они будут далее двигаться вместе. При этом хозяин дома, где сейчас гостил Юханссон, свято верил, что ему удалось найти решение, которое его гость в лучшем случае должен высоко оценить, но с которым в любом случае сможет смириться.

— Я слышал, ты из старинного рода норландских лесопромышленников, тогда, пожалуй, лучше начать со шнапса и исконно шведских блюд, — констатировал он и показал в угол столовой, где одетая в строгое черное платье и белый передник пожилая экономка уже ждала с графином крепкого напитка в руке.

— Ну да, — сказал Юханссон. — Землевладельцев скорее, со стороны моей матери. По отцовской линии…