– Нет, мой дорогой коллега, прошлый раз я пожадничал, меня так взволновала ваша лекция, что я не мог удержаться. Сегодня я хочу узнать больше о вас, о ваших исследованиях в гистологии. Мне особенно хотелось бы, чтобы вы рассказали о работах Шарко по мужской истерии. Йозеф Брейер говорил мне, что на вас вылили ушат холодной воды, когда вы докладывали об этих работах пожилым врачам.

Внимательные, серьезные глаза Флиса были прикованы к глазам Зигмунда, и он вслушивался в каждое слово. Зигмунд говорил час без остановки и сам этому удивился.

– Боже мой, сегодня я прочитал вам вторую лекцию. Но это ваша вина – вы заставляете людей думать, что сказанное ими важно.

– Все, что вы сказали, для меня действительно важно, – ответил спокойно Флис. – Знаете, доктор Фрейд, между нами сходство в том, что мы никогда не позволим себе остановиться в академическом или профессиональном отношении. Подобно Гераклиту, мы верим, что все течет. Каждый день мы узнаем что–то новое в нашей науке, и это наполняет нашу жизнь, все двадцать четыре часа. Как и вы, я вышел из школы Гельмгольца: все должно быть проверено согласно законам физики, химии, математики. На этой солидной основе мы ведем нашу практику, я – в отоларингологии, вы – в неврологии. Но по правде говоря, мы оба разделили собственную жизнь на две части: в одной мы применяем на практике лучшее из общепринятой медицины, в другой стараемся проникнуть в гипотетическую область идей и концепций, смелее подойти к положению человека.

Зигмунд отвел взор от Флиса и наблюдал за прохожими, которые кутались в свои пальто, защищаясь от пронизывающего холодного ветра.

– Да. Без размышлений жизнь была бы для меня скучной. Любой врач, достойный этого звания, должен продвигать свою науку хотя бы на сантиметр вперед.

– Именно так. Настоящее бесследно исчезнет, если оно не обращено в будущее. Как хорошо встретить родственную душу.

Озадаченный, Зигмунд спросил:

– Однако в Берлине, видимо, многие думают так же, как вы?

Флис закрыл на момент глаза.

– Дорогой коллега, у меня много друзей и поклонников в медицине. Вы услышите хвалебные отзывы о моей работе в больницах и на встречах. Но работы, могущие вызвать спор, я сохраняю для себя.

Флис находился в Вене три недели. Зигмунд часто встречался с ним: на вечере у Брейеров, где его сопровождали две миловидные молодые особы; в ресторане «Брейинг и сын», куда Флис пригласил чету Фрейд, и, наконец, у себя дома на воскресном обеде. После каждой лекции они заходили выпить пива и побеседовать. Зигмунд чувствовал, что ранее он никогда не читал лекции лучше; его раззадоривали, ободряли, просвещали мысли Флиса, его утверждения, что «медицинская наука напоминает зародыш в утробе матери, она изменяется, растет, становится с каждым днем все более дееспособной». Его огорчало, что Флис уезжает.

До своего отъезда Флис рекомендовал Зигмунду пациентку по имени фрау Андрасси, объяснив, что был ее личным врачом в Берлине, но не смог ей помочь.

Фрау Андрасси пришла на следующий день после отъезда Флиса. Это была невысокая двадцатисемилетняя женщина с волосами песочного цвета и такими же ресницами, откровенная в высказываниях. У нее было двое детей. После рождения второго ребенка она похудела, стала вялой, у нее появились спазмы сосудов ноги, сопровождавшиеся чувством тяжести, это мешало ей двигаться. По просьбе Флиса ее осмотрел Йозеф Брейер; они оба пришли к заключению, что по всем признакам это была возникшая без видимых физических причин неврастения.

Фрау Андрасси находилась в кабинете всего несколько минут, и вдруг у нее начались спазмы, мышца ноги стала быстро сокращаться. Она сняла лишь туфлю и ничего больше: венских женщин приходилось осматривать в одежде. Зигмунд массировал ее ногу, пока не прекратились спазмы, а затем применил электротерапию. Он обследовал ее мускульную систему с целью установить симптомы натяжения зоны, где ощущается жжение, покалывание, оцепенение. Он ничего не нашел. Вернувшись к столу, он спросил:

– Эти спазмы не удручают вас?

– Нет, господин доктор, я не позволяю неприятностям подрывать мое настроение.

– В таком случае ваше состояние не тревожит вас?

– Тревоги нет. Я не люблю хныкать. Хотя, естественно, муж и я озабочены тем, чтобы состояние не ухудшалось. Ведь у нас двое детей, которых надо вырастить.

– Доктор Флис дал вам рекомендацию относительно диеты. Важно, чтобы вы восстановили свой вес, потерянный после родов. Я бы советовал послеполуденный отдых в течение нескольких часов. Приходите в четверг.

После ее ухода он долго сидел неподвижно за столом, размышляя о ее заболевании. Флис и Брейер пришли к согласию, что у нее невроз. Он же не мог обнаружить следов того, что указывало бы на неврастению: озабоченность, обилие новых недомоганий, ипохондрия. Все эти моменты всегда присутствуют при неврастении. Она же думает больше о детях, чем о себе; ее брак счастливый, отношения с мужем нормальные. Значит, нет симптомов истерии. Все указывает на наличие органического нарушения. Он должен найти его.

Фрау Андрасси набрала в весе, восстановила свои силы. После двух недель массажа и электротерапии прекратились спазмы и ослабло ощущение тяжести в ногах. Но он знал, что должен добраться до первопричины ее трудностей.

– Фрау Андрасси, головокружение, которое, по вашим описаниям, мучило вас несколько лет назад, было временным, случайным? Возникали ли у вас трудности с ногами до этого?

– В детском возрасте у меня был дифтерит. Когда я выздоровела, мои ноги были парализованы.

– Но, дорогая фрау Андрасси, почему вы не сказали об этом мне?

– Это было семнадцать лет назад. Я полностью вылечилась…

Доктор Фрейд повернулся к книжной полке позади себя и взял один из томов работ Шарко, но ему послышался голос доктора Мари, обращавшегося к группе в Сальпетриере: «Мы можем приписать скрытый склероз острым инфекциям, перенесенным в прошлом». Все было нормально, пока не сказалось истощение организма; после же этого взбунтовалось слабое звено спинного мозга; именно это и произошло с фрау Андрасси.

– Как вы себя чувствуете в последние дни?

– Лучше, чем в любой момент, с тех пор как заболела.

– Прекрасно. Теперь мы знаем, как обеспечить вам такое состояние.

Он был вдохновлен результатами. Он не только помог фрау Андрасси, но и убедился сам, как нужно действовать.

– Теперь я знаю, что могу лечить пациента с полным сознанием и не скакать на деревянной лошадке невроза!

Ободренный успехами, достигнутыми с фрау Андрасси, Зигмунд обратил внимание на озадачивающие случаи, когда он был не в состоянии помочь больному. Трое его пациентов ранее обращались к другим врачам, но их усилия оказались безрезультатными. Коллеги считали болезни соматическими, однако у Зигмунда появились серьезные сомнения на этот счет. Он заказал у книготорговца в Париже, который продал ему «Архивы» Шарко, экземпляр книги «Гипноз и внушение», опубликованной пять лет назад профессором Ипполитом Бернгеймом из медицинской школы университета Нанси. Бернгейм утверждал, что гипноз был «продуктом физического состояния, увеличивающего подверженность внушению». Хотя Зигмунд соглашался не со всеми тезисами Бернгейма, особенно с теми, где Бернгейм расходился с Шарко, он был увлечен рассказами автора о десятке случаев, в которых применение гипноза и внушения оказало лечебное действие. Несколько его собственных пациентов, по его предположениям, страдали от невроза, схожего с изучавшимися им в Сальпетриере, а сейчас обнаруженного в книге Бернгейма. Закончив повторное чтение книги, он решил написать Бернгейму и спросить, не желал бы он, чтобы его книга была переведена на немецкий.