ты присмотришь за моей пекарней? – гремит позади нас голос сеу Ромарио.

И мое сердце замирает. Я не была уверена, что он придет.

Мы оборачиваемся, чтобы посмотреть на него. Несмотря на то что он помог нам прекратить ссору между нашими матерями в больнице, я понимаю, что его отношения с Педро остаются напряженными. Эти двое до сих пор не поговорили.

Педро нервно переводит взгляд с меня на дедушку. Я все еще держу его за руку, поэтому постукиваю пальцем по тыльной стороне его ладони, чтобы подбодрить. Он постукивает в ответ по моей руке. Пришло время быть честным с сеу Ромарио. Сказать ему, что он чувствует, точно так же, как бабушка убеждала меня быть честной с мамой.

– Для меня было бы честью, если бы ты все еще хотел, чтобы я когда-нибудь руководил пекарней, дедушка, – говорит Педро и быстро добавляет: – Не хочу, чтобы ты чувствовал, что я делаю что-то, что тебе не нравится. Я уважаю твою кухню и благодарен за все, чему ты меня научил.

Сеу Ромарио щурится.

– Ты изменишь все мое меню?

– Я буду уважать твои границы, но если ты позволишь мне хотя бы ввести несколько новых блюд… – Педро колеблется. – Я имею в виду, если ты не хочешь, чтобы я что-то менял, это нормально.

Педро снова съеживается.

– Почему эти новые блюда так важны для тебя? – спрашивает сеу Ромарио, и впервые это – не желание защититься. Он дает Педро шанс объясниться. Как будто пытается понять внука.

Я замечаю в глазах Педро удивление.

– Я хотел, чтобы ты увидел, что я умею печь, – с энтузиазмом говорит Педро. – Я… я знаю, это звучит так, будто я просто пытаюсь изменить все, что ты сделал для «Сахара», но, знаешь, я всегда задавался вопросом… если бы у меня было то, что нужно, чтобы заставить тебя… – Педро прочищает горло, – гордиться. Мной.

Он опускает взгляд, в то время как сеу Ромарио просто смотрит на него.

– Пью, я не думала, что ты хочешь управлять «Сахаром», – с раскаянием произносит донья Эулалия.

Педро поворачивается к матери.

– Это мой дом, – говорит он. – Я никогда не собирался его оставлять.

Маме наконец удается оттащить меня в сторону.

– Я думала, между нами больше нет лжи, – шепчет она. – И все же ты не сказала мне, что участвуешь в этом конкурсе. А теперь еще – ты с этим мальчиком?

– Это все правда, – говорю я. – И я знаю, ты думаешь, что мы должны закрыть «Соль», но я хочу остаться. Позволь мне заняться этим, когда я закончу среднюю школу.

Мамины глаза наполняются болью.

– Я тебе уже говорила. Я не могу помешать тебе поступить в кулинарную школу, но я не собираюсь смотреть, как ты разрушаешь свое будущее в «Соли». «Соль» – это не просто выпечка, она также олицетворяет вражду. Я не позволю тебе больше вмешиваться. – Она качает головой. – Нет. Твоя бабушка была права. Завтра я продам «Соль». Я должна уберечь тебя от Молины.

– Продажа «Соли» не уничтожит того, что я чувствую. – Я бросаю взгляд на Педро.

Его мать и дедушка наблюдают за ним, прислушиваясь.

– Дай им шанс. У нас больше общего, чем ты думаешь. И мне тоже дай шанс, мама. Если мы с Педро выиграем этот конкурс, тебе не нужно будет идти завтра на встречу. – Я смотрю на донью Эулалию. – И вам тоже.

– Если вы выиграете? – Мама кивает на участников позади нас. – Посмотри вокруг. Вы обрекаете себя на неудачу. Я не позволю своей дочери потерпеть неудачу. – Она сжимает мою руку.

– Ты права, сегодня я могу потерпеть неудачу. И я еще тысячу раз потерплю неудачу как пекарь. Но я буду продолжать стараться изо всех сил. Потому что это то, чего я хочу. Потому что в этом – мое сердце. Позволь мне бороться за «Соль», мама. Пожалуйста. Я не могу это сделать без твоего благословения.

– Лари, что, если этот мальчишка использует тебя…

– Это твоя дочь использует моего сына! – вскидывается донья Эулалия. – Что этот ребенок знает о выпечке? Мой сын вырос на кухне, в то время как твоя дочь была слишком хороша для этого, не так ли? Я никогда не видела, чтобы она работала в «Соли»!

– Эулалия, – одергивает сеу Ромарио.

Он смотрит на Педро, который снова по привычке опускает глаза. Но на этот раз сеу Ромарио легонько похлопывает его по подбородку, призывая выше держать го- лову.

– Просто скажи мне одну вещь, сынок.

Педро сглатывает.

– Сеньор?

– Ты действительно серьезно относишься к «Сахару»? Или вся эта история с девушкой Рамирес – твой способ привлечь к себе внимание после того, как я не согласился с твоими идеями?

Педро выпрямляется.

– Дедушка, я не малыш, закатывающий истерику. Как я уже сказал, я уважаю твою кухню, но желание что-то изменить в «Сахаре», поступить в кулинарную школу или участвовать в конкурсе вместе с Лари – это не оскорбление тебя или традиций нашей семьи. Когда мы поссорились в апреле, я не хотел проявить неуважение, говоря, что не хочу застрять в «Сахаре» как в прошлом. Я просто хочу узнать больше, и, возможно, со временем ты поймешь, что я забочусь о «Сахаре» так же, как… что я забочусь так же, как Габ- риэль.

Я слышу тихий вздох, который мама пытается подавить при упоминании папы.

– Что ты сказал? – спрашивает его сеу Ромарио, делая шаг ближе, словно бросая вызов.

Педро не отступает.

– Я знаю, что ты уважал планы Габриэля в отношении «Сахара». И я понимаю, что, возможно, ты пытаешься сохранить «Сахар» таким же, каким его оставил он, чтобы почтить его память. Но я обещаю, что не перейду твои границы.

Сеу Ромарио начинает говорить, но его голос срывается, в глазах блестят слезы. Мама, кажется, опешила, и он поворачивается к ней.

– Элис, я так сожалею о той ночи, когда Габриэль пришел умолять меня выслушать его. Я должен был прислушаться. Я должен был поддержать его. Поддержать вас обоих.

Я обнимаю маму за плечи. Все ее тело дрожит, поэтому я сжимаю ее крепче.

– Все эти годы вы так ничего и не сказали, – говорит мама, ее слова вырываются как вздох. – Я все ждала и ждала, а вы так ничего и не сказали.

– Габриэль был мне как сын. Родной сын. – Он смотрит на Педро и на меня. – В наших семьях слишком много ненависти и непонимания, но эти дети – глоток свежего воздуха в старой вражде. Идите и участвуйте в конкурсе. Сегодня наши пекарни снова вместе, как и