возможности. Ее взгляд падает на Педро, она издает страдальческий крик и бросается к нему.

Когда она притягивает его к себе, Педро ударяется поврежденной лодыжкой о стул и морщится. Но она этого не замечает. Ее объятия такие же отчаянные, как у моей мамы.

– Сыночек! – кричит она, обхватывая лицо Педро ладонями, пока ее ухоженные ногти не оставляют на его коже маленькие отметины в форме полумесяцев. – Ты цел, невредим? Что случилось?!

– Мам, я в порядке, – немного сдавленным голосом отзывается Педро.

– Какое там «в порядке»! – Кажется, донья Эулалия начинает на него сердиться. – Только посмотри на эту лодыжку! Это перелом? Где твой врач? – Ее проницательный взгляд обращается к медсестрам за стойкой, которые в ответ выпрямляются, как сурикаты. – Где врач моего сына? Я хочу поговорить с врачом! – Она снова поворачивается к Педро и принимается плакать. – Ты принимал обезболивающее? Тебе очень больно?! Сыночек!

– Не души ты парня, – говорит сзади сеу Ромарио. И я вижу, как от лица Педро отливает кровь.

– Дедушка? – Он отодвигается от матери, пытаясь встать так, как будто лодыжка его не беспокоит. – Я имею в виду, шеф. Вам не следует здесь находиться.

– Как я мог оставаться дома, когда узнал, что мой родной внук в больнице? – Сеу Ромарио смотрит с укоризной, и Педро тут же опускает взгляд.

Его дедушка ведет себя так, будто сердится на Педро за то, что тот пострадал… В чем его вина? Это приводит в бешенство!

– Педро сегодня спас семью, – выпаливаю я сеу Ромарио. – Он герой. Вот как он повредил лодыжку.

Педро нервно смотрит на меня, как будто он предпочел бы, чтобы я не вмешивалась, но теперь уже слишком поздно. Мама смотрит на меня как-то странно. Донья Эулалия хватает Педро за руку, как будто только сейчас полностью осознает масштабы произошедшего. И сеу Ромарио поворачивается ко мне. Кивает, обдумывая мои слова, и выражение его лица смягчается, когда он снова смотрит на Педро.

– Ты в порядке, сынок? – спрашивает сеу Ромарио.

– Да, шеф, – нетерпеливо кивает Педро, но я могу сказать, что этот вопрос значит для него очень много. В том, как сеу Ромарио смотрит на ногу Педро, много невысказанного беспокойства.

Донья Эулалия портит момент, обходя их, чтобы встретиться со мной лицом к лицу.

– Как ты оказалась с моим сыном? – возмущенно спрашивает она.

Мама толкает меня себе за спину, оказываясь перед доньей Эулалией.

– Только ляпни что-нибудь моей дочери, и, клянусь, я забуду, что нахожусь в больнице!

– Я тебя не боюсь! – кричит на маму донья Эулалия. – Я хочу знать, почему мой сын был с твоей дочерью! Она подвергла его опасности! Я не доверяю этому ребенку Рамиресов!

В моей груди разливается пустота. Донья Эулалия думает, что я ужасный человек, основываясь на… чем? На истории вражды наших семей? Как она может так обвинять меня?

– Мама, никто не подвергал меня опасности. Мы ехали в школу на одном автобусе, и случилось наводнение, – пытается объяснить Педро.

Но его мать так быстро делает наихудшие выводы. Теперь я понимаю, что, должно быть, чувствовал Педро, когда я промолчала о визитной карточке юриста «Сделок». Несмотря на все свидетельства в его пользу, только потому, что его фамилия Молина. Теперь его мать считает, что я могла причинить ему боль, и все только потому, что моя фамилия Рамирес.

– Мама, пожалуйста, пойдем домой. – Педро неуверенно плетется к выходу, зовя мать следовать за ним, но донья Эулалия не сходит с места.

– Ехали в школу на автобусе? Вместе? – рявкает донья Эулалия, ее лицо краснеет. – Думаешь, я вчера родилась? Я никуда не уйду, пока точно не выясню, почему эта девчонка пытается причинить тебе боль!

– Она не…

– Она и раньше уже подставляла тебе подножку! Она снова подставила тебе подножку?!

Педро бросает на меня страдальческий взгляд, как будто не знает, что еще сделать, чтобы удержать мать от этих ужасных обвинений. И я даже не могу постоять за себя. Я просто прячусь за мамой, пытаясь казаться маленькой, хотя я на голову выше ее.

– Мы можем пойти домой? Пожалуйста! – Педро чуть не плачет. – По дороге я тебе все объясню.

– Нет! – кричит его мать, и ее сердитый взгляд останавливается на его куртке, которая все еще надета на мне. – Ты… ты дружишь с этой девчонкой? – Она произносит это слово так, словно эта мысль кажется ей еще ужасней, и начинает причитать.

– Заткнись! – выплевывает мама. И разражается хаос.

Мама с доньей Эулалией на все лады осыпают друг друга обвинениями, в то время как персонал больницы изо всех сил пытается удержать их от того, чтобы они не вцепились друг другу в глотки. Все крутится и каким-то образом снова возвращается к «Сделкам-Сделкам» и нашим матерям, каждая обещает к концу недели продать пекарню раньше другой.

Я ловлю взгляд сеу Ромарио, и он мне подмигивает. Прежде чем я успеваю его понять, он издает страдальческий вскрик, хватаясь за грудь. Вскрик кажется мне немного чересчур театральным, но это срабатывает, потому что все внимание переключается на него. Вбегают медсестры, и донья Эулалия отказывается от борьбы с мамой, чтобы помочь отцу. Мама обнимает меня за плечи и начинает выводить из помещения. Выходя, я оборачиваюсь на Педро, и он в ответ бросает на меня отчаянный взгляд, но сейчас мы ничего не можем поделать.

Когда мы добираемся до парковки, мама поворачивается ко мне. Она бледна, как будто только что увидела привидение.

– Не знаю, что ты делала с этим мальчишкой, но обещай мне, что больше его не увидишь.

– Ты ведь понимаешь, что мы ходим в одну школу, верно? – шучу я, пытаясь поднять настроение, но маму это только еще больше злит.

– Он – Молина, – наседает на меня мама. – Я не доверяю ему ни на грамм. Что бы ни происходило между вами двумя, покончи с этим сейчас же. Пока не стало слишком поздно.

ЛАРИ: Встретимся у церкви?

ПЕДРО: Мне просто нужно придумать, как с подвернутой лодыжкой спуститься из окна спальни!

Близится полночь. Я бегу по пустынной улице, дует сильный и плотный ветер с безжалостной моросью. Фейринья уже закрылась. Ни одной живой души вокруг. Я сворачиваю налево на Альто-да-Се и вхожу в боковой дворик церкви.

Океанский бриз обдувает лицо соленым воздухом. Я сажусь на стену и смотрю в темноту за ней. Сегодня вечером луна прячется за густыми дождевыми облаками грязноватого цвета.

Не знаю, как долго я жду, но когда я слышу приближающиеся быстрые шаги, вскакиваю. Во внутреннем дворике церкви появляется высокий силуэт.

– Кто там? – окликаю